Ленора Чу - Китайские дети - маленькие солдатики

Описанное ею оказалось мрачным. После нескольких лет, в течение которых ее заставляли заглатывать обед – ритуал, с какого, по ее словам, начался детский сад, – она безразлична к еде и питание не видится ей удовольствием. В первый же день в садике она ревела так надсадно, что воспитатели заперли ее в пустой комнате. Помнит, как ей было стыдно и неловко. Далее – психика, вылепленная годами существования в классе, где тебя вынуждают не выделяться.

– В толпе мне все время… странно. Я теряю автономию, – сказала она. – Если вокруг много людей – на вечеринке, допустим, – я стараюсь влиться в разговор, подражать чувствам других. Сливаюсь с толпой. Теряю себя.

Далее – чувство, что увяз в гонке, где пощады не жди.

– Когда не учусь, я кажусь себе ленивой. А когда учусь, мне кажется, что кто-то вечно делает больше, чем я.

Подобный настрой ума создан целой жизнью, проведенной в соревновании.

– У ребенка в Китае есть лишь одно определение: хороший ученик, возвышающийся над остальными. Я не знаю, как еще бывает.

– Но что-то же полезно, – допытывалась я. – Вы говорите, что пострадала ваша система ценностей, что соперничество сокрушило вам дух. Но если взять ваши учебные достижения, вы – звезда.

В тот год, когда Аманда училась в старших классах в Новой Англии, она обнаружила, что ее знания в математике на три года опережали достигнутое ее американскими одноклассниками, и вскоре она мощно доказала свою подготовку: поучаствовала в общенациональной математической олимпиаде с тысячами других учеников и оказалась в первой полусотне.

– Состязательность помогает стать лучшим учеником? – спросила я.

Она медленно покивала.

– Может быть. Родители говорили мне, дескать, подожди, сама увидишь. Оно того стоит.

– Что стоит того?

– Жертвы. Нагрузка, конкуренция, – ответила Аманда. – Постоянное чувство, что надо больше выкладываться.

Семья Аманды замахивалась на большое. В этом году Аманда подает документы в Гарвард, Йель, Принстон, в Калифорнийский технологический институт и еще в несколько лучших американских колледжей.

– «Жертвы будут того стоить», говорили они, – повторила Аманда, едва ли не себе самой.

– А вы сами как считаете?

– Не знаю, – проговорила она медленно. – Поглядим.

Аманда вернулась из Штатов, переполненная сомнениями в своем предыдущем образовательном опыте, а я очутилась в Китае с не меньшим количеством вопросов о месте собственного сына в этой системе.

– Давайте разберемся вместе, – предложила я ей, и она кивнула.

Там, где Аманда сомневалась, Дарси к конкуренции относился недвусмысленно.

– Конкуренция меня подстегивает. Рейтинги меня подстегивают, – заявил Дарси.

Когда мы познакомились в Шанхае, Дарси был семнадцатилетним подростком в тренировочном костюме, юнцом с гладкой кожей и застенчивой улыбкой, украшенной ямочками на щеках. Одна подруга-учительница свела нас тогда же, когда я познакомилась с Амандой, и выяснилось, что наши интересы превосходно совпадают. Я хотела взять интервью у шанхайского ученика старших классов, а Дарси стремился подружиться с иностранцем.

Мы стали встречаться раз в две недели.

Там, где Аманда была белой вороной, Дарси, казалось, чувствовал себя как рыба в воде: ему нравилось зачесывать густые черные волосы вперед, чтобы они торчали, застыв, как океанская волна, что того и гляди разобьется о его покатый лоб. Дарси – юноша немалого роста. Одевался он по картинкам из подростковых спортивных журналов, на ногах «Найки», в руках – мобильный телефон последней модели. Выбрал английское имя Дарси, потому что ему нравился сдержанный, но обходительный персонаж Джейн Остен. Пожелай родители Дарси дать брачное объявление на Народной площади Шанхая [15], оно бы гласило: «175 см, 1996 г. р., выдающийся выпускник шанхайской школы, с крепкими нравственными устоями и хорошими человеческими качествами, гарантированно поступит в один из лучших университетов».

Единственный недостаток Дарси, по его же словам, – его телосложение. «Тело, изнуренное учебой», – пошучивал он.

На одной из наших первых встреч я стремилась вытянуть из него смысл конкуренции.

– Конкуренция, может, и мотивирует, но как же быть с позором, если ученик обнаруживает, что он не лучший? – спрашивала я.

– Когда у меня оценки ухудшаются, падает рейтинг, это мотивирует задуматься, как добиться лучшего, – объяснил он. – Подталкивает к действию.

Как-то раз его преподаватель пожаловался, что его давнишние ученики были гораздо сильнее. Дарси, оказавшийся в тот день в классе, сказал, что ему стало стыдно. На следующей неделе он добился высшего результата на экзамене по математике.

– Я хотел доказать учителю, что достоин, – пояснил он.

– Но речь же о внешних критериях достоинства, – возразила я. – Нет ли в этом теневой стороны?

– Само собой, – сказал он. – Неуспевающие ученики, наверное, рано или поздно сдаются. Но упорным рейтинги дают краткосрочную цель, к которой можно стремиться.

Пока Дарси помешивал кофе, я разглядывала его. Как и Аманде, ему нравился крепкий американо. В отличие от Аманды, сомнений в выбранном пути у него почти не было.

– Китайская образовательная система – не совершенство, – сказал он, словно предвосхищая мой скептицизм. – Это растущее дерево, и сейчас власти стремятся к тому, чтобы ствол был крепкий. А если ствол растет хорошо, расцветут и цветы.

Отчасти пестование этого ствола, подумала я, – в том, чтобы продолжать просеивать учащихся в стране, где живет почти полтора миллиарда человек: прорвутся не все. Рейтинги и отсев среди масс – практика, уходящая корнями во времена династий, когда целые города встречались на главной или базарной площади и ждали результатов императорских экзаменов. В ту пору существовал Чжуанюань бань – Список победителей, к нему стекались толпы – в точности так же, как ныне Махина привлекает к себе внимание родителей, бабушек и дедушек.

Список победителей менял судьбы целых семей чуть ли не мгновенно.

Я решила почитать о жизни учащихся в имперском Китае. Какова была повседневная жизнь детей, стремившихся попасть в Список победителей? Оказалось, что легким этот путь не был – ни тогда, ни теперь.

Будь вы мальчиком-китайцем в 605 году, вы бы почти все часы бодрствования проводили над классическими текстами. Ваше будущее зависело бы от того, насколько крепко вы в силах запоминать абзацы написанного – например, вот такой, из «И Цзин»:

Когда текущая вода… встречает преграду на своем пути, препятствие движению, она останавливается. Прибывает в объеме и силе, скапливается перед преградой и в конце концов переливается через нее…