Ленора Чу - Китайские дети - маленькие солдатики

Я вообразила, как пытаюсь описать ситуацию отделу возврата покупок в «Мэйси». Решила рассказать Аманде. – Я в шоке, до чего она наглая, – сказала я, хоть и осознавала себя соучастницей.

Аманда кивнула.

– Учителя и чиновники в Китае привыкли, что родители выполняют все их желания, – сказала она. – Такая большая у них власть. – Я поглядела на свою юную приятельницу, которую стычки с властями явно ожесточили.

На следующей неделе я отправилась в детсад Тыковки забрать мистера Корса. Приблизился охранник. Этого человека я мысленно прозвала Курящим Сторожем, у него с губы обычно свисала зажженная сигарета, но сегодня он двинулся на меня ходко и целеустремленно, совершенно не тронутый пороком. Не распахнул передо мной ворота, как обычно, а замер за ними и уставился на меня сквозь прутья.

– Нельзя вам больше сюда ходить, когда вздумается, – прошептал он, в глазах – упреждающий блеск. – У нас теперь директор присутствует. – Он вернулся в основное здание и через минуту вышел опять, а за ним цокала на четырехдюймовых каблуках худая женщина, опоясанная ремнем с пряжкой в стразах.

– Я директор этого сада, – сказала женщина, глядя на меня сквозь решетку, взгляд ее скользнул от моего лба и до туфель, я поежилась. Наконец она кивнула Курящему Сторожу, тот открыл ворота. Старался на меня не смотреть, я прошла внутрь и в тот миг осознала, что он накапал про меня директрисе – втирался в доверие к новому начальнику.

Директрису звали Кан. Она проводила меня в ту же переговорную, где я искала в интернете «Тори Бёрч» месяц назад, а шесть учительниц наблюдали из-за моего плеча. Я огляделась, едва ли не ожидая увидеть на этих глумливых белых стенах или осуждающих незанятых стульях улики преступления.

Директриса Кан держала садик в ежовых рукавицах, ее только что перевели в Синань, и казалось, что такая загнала бы учителей работать в часы занятий, а вопросы «Прады» и «Майкла Корса» отложить на вечера и выходные. Вопросами она пуляла решительно, посверкивая стразами на пряжке. Как мне удалось получить доступ в сад? Кто я по паспорту? Чем занимается мой муж? С какой целью я наблюдала за занятиями?

Я ответила ей и рассказала, что я писатель, исследую китайскую систему образования с личным интересом.

– У меня в этой системе ребенок, – сказала я. – Мой сын ходит в «Сун Цин Лин».

– Понятно, – произнесла она, и я уловила отзвук благоговения.

Мы поговорили о моей работе, и вот наконец она встала, нисколько не впечатленная.

– Если мы вам не перезвоним, вы нам сами не звоните, – сказала она, показывая на дверь.

– Можно я загляну к учителям Ван и Ли? – спросила я, пытаясь найти лазейку к комнате, откуда можно было бы забрать мистера Корса.

– Думаю, вам лучше немедленно уйти, – сказала директриса Кан.

Взгляд Кан, кажется, прожигал две дырочки у меня в спине, пока я не дошла до ворот, и удалилась директриса, лишь когда Курящий Сторож закрыл их за мной. И тут появилась учительница Ли, нарисованные брови вскинуты, ноги мелькают в погоне за мной.

– Вот, – сказала она, пыхтя, и сунула отвергнутого Майкла Корса мне в руки. Мы обе настороженно глянули через плечо, но директриса уже растворилась в недрах здания. Пылая щеками, я извлекла трехдюймовую пачку юаней из кошелька и отсчитала эквивалент 298 долларов. Курящий Сторож забавлялся, наблюдая, как я считаю.

Ли схватила стопку.

– Новая директор все делает по правилам, – прошептала она и исчезла прежде, чем я успела ответить.

Даже у учительниц Ван и Ли был владыка. В тот день, когда клацнули кованые ворота и отвергнутый бумажник оказался у меня в руках, я знала, что на территории детсада с учительницами Ван и Ли я уже не повидаюсь.

Через год, когда я встретилась с Ван в лапшевне, она рассказала, что директриса ввела правила, каких прежде и не бывало.

– Мы обязаны подавать отчеты, писать бумажки. Придерживаться программы. Я теперь провожу на работе больше часов, чем раньше. – Ван выдала и еще одну причину расстройства: ее двенадцатилетняя дочь уже готовилась к экзаменам в старшие классы. – Она учится каждый вечер до полуночи – уже, а до экзамена еще три года, – сказала Ван, глядя в свою плошку с лапшой, от которой шел пар и впитывался в тревожные морщины у Ван на лбу.

Я спросила, как у девочки успехи на пробных экзаменах.

– Средне, – сказала Ван. – Она средняя ученица. Ей надо 460 баллов, чтобы попасть в ту школу, куда мы хотим.

Учительница Ван и ее муж работали за много миль от дома в районе Янпу, чтобы их дочка могла посещать престижную среднюю школу рядом с их тесной съемной квартирой. Лишь тогда, год спустя, я посочувствовала сложности положения Ван.

Она не только авторитарный представитель жестокой системы, но и жертва нового железного порядка. Но главное – она встревоженный родитель и раб этой же системы.

А в «Сун Цин Лин» меж тем учительница Рэйни ожидала ответа.

С того дня, когда учительница Сун предложила «дополнительно позаниматься» с Рэйни, прошли недели, а вечно прятать глаза, каждый день забирая Рэйни, я не могла. За те недели я навела справки и узнала, что признаки продажности у учительницы Сун могут быть зримыми.

– Понаблюдайте за ней в следующий раз, – посоветовала мне одна родительница. – Посмотрите, как она детей строит.

Порядок построения детей на китайских детских концертах – на праздниках, на исполнении торжественной песни, посвященной окончанию года, на танцевальных показах – предположительно должен быть четким: высокие дети сначала или впереди, низенькие – ближе к концу или по бокам, особо толковые – в первом ряду и по центру. Но построения учительницы Сун – кавардак. По росту – кто в лес, кто по дрова, а дети впереди – далеко не всегда лучшие исполнители.

Иными словами, Сун организовывала детей на сцене по неким совершенно иным критериям. Вероятно, участие учительницы Сун в манипуляциях с подарками и действительно имело зримые признаки.

Место, куда ставили Рэйни на праздниках, меня не очень заботило, хотя я знала, что мелкие подарки и наличные за услуги наверняка подмазали бы ему дорожку. Вопреки этой выгоде я понимала, что мы попросту не можем ни в чем подобном участвовать. Роб считал так же.

– Не нравится мне эта «дополнительная помощь», – сказал он.

– Маленький знак внимания – это нормально, – согласилась я, имея в виду ананасный пирог для учительницы, – но платить наставнику нашего сына за дополнительные занятия – совсем другое дело.

– Давай сами позанимаемся блок-флейтой? – предложил Роб.

Мы с Робом посидели минутку, молча обдумывая это наше новое занятие. Учительница Сун – умелая, а мы с Робом на блок-флейте не играем. Я все еще оправлялась от детства, проведенного за насильственными занятиями фортепиано, и хотя музыкальное образование у меня было, с листа я читала с трудом, ноты казались мне круглыми букашками, ползающими по странице. А юношество Роба прошло в игре под «Лед Зеппелин» на воображаемой гитаре.