Алексей Слаповский - Ксю. Потустороння история

– Это запросто, – Колотушкин поворачивает к нам ноутбук с фотографией колье.

Монитор ноутбука бликует, он весь в разводах и пятнах, не раз, наверное, пили за ним чай, кофе, а может, и вино, клавиатура замызганная, каждая клавиша обведена серым валиком застарелой грязи.

Я смотрю на колье, вспоминаю, что это подарок папы, что надевала его два-три раза. Но оно выглядит чужим. Как выставленное для продажи на eBay. Как и советовала Аня Емчик, я выгляжу напуганной и растерянной. Вернее, вялой до анемичности, это у меня лучше получается.

– Значит, так! – диктует Аня Емчик. – Чтобы облегчить вам задачу: все драгоценности принадлежат и Ирине Константиновне, и Ксении. По очереди носили.

Колотушкину это не нравится, но крыть нечем.

– Понял, – говорит он и заносит ручку-дротик над следующей графой. – Подарок или куплены?

– Куплены. На собственные деньги. Мамой или Ксенией, они не помнят и помнить не обязаны.

Колотушкин гмыкает.

– Откуда у них собственные деньги?

– Ирина Константиновна получает зарплату в фонде. Ксении дает отец. У него очень неплохой оклад. Официальный. Можете записать. Таким образом, это полная и не отчуждаемая собственность матери и дочери.

Колотушкин что-то пишет.

Делает он это странновато – не нагибая головы, держа ее почти прямо и глядя на бумагу издали скошенными вниз глазами. Так бывает у людей с особенностями зрения, но через некоторое время, когда Колотушкин все-таки склоняет голову, вглядываясь в очередной лист, я понимаю, что он не хочет показывать макушку. Там, среди тонких и пушистых светлых волос, как у младенца, – плешь размером с кофейное блюдечко. Плешь розовая, беззащитная. Смешная. А ему смешным быть по должности не положено.

– Кольцо белого металла с камнем, вес три тридцать шесть, – продолжает он, меняя картинку на мониторе. – Принадлежность и происхождение? Куплено, подарено?

– Мы каждую цацку будем отдельно описывать? Пишите везде – принадлежность общая, все куплены.

– Извините, не получится, – с удовольствием парирует Колотушкин, радуясь возможности отомстить слишком агрессивной адвокатше. – Положено каждый предмет описывать отдельно. Вдруг что-то чужое попадется?

– Откуда?

– Мало ли. И тут не только драгоценности, тут разные вещи.

– Какие? Белье?

– Не преувеличивайте. Так что напишем? Чья собственность, откуда?

И он мытарит нас час, два, три, Аня Емчик возмущается, потом устает и начинает с кем-то переписываться в телефоне, однообразно отвечая Колотушкину, не глядя на него: общая собственность, куплено, общая собственность, куплено.

Это похоже на глупую, никому не нужную игру.

Я смотрю на Колотушкина и представляю, кто его ждет дома. Жена или подруга? Наверное, подруга, такие долго не женятся – чтобы не прогадать. Тихая, послушная, маленькая – сам Колотушкин очень невысок и не позволит, чтобы девушка была выше его. Он ест приготовленный ею ужин и рассказывает:

– Сегодня весь день мучился с дочкой Кухварева.

– Того самого?

– Ну.

– А я ее инстаграм нашла. Сейчас, правда, уже закрыт, в других местах тоже не найдешь. Но там успела посмотреть.

– Зачем?

– Интересно же. Эффектная девушка. Тебе понравилась?

Подруга спрашивает легко, с улыбкой, чуть-чуть подначивая, чуть-чуть как бы ревнуя, при этом показывая, что абсолютно не беспокоится. А сама беспокоится, каждый день беспокоится, но никогда этого не обнаружит.

– Да так, – морщится Колотушкин. – Ясно же, что там все сделанное. И губы, и сиськи.

– Не говори так, не люблю этого слова.

– Буфера? – дразнит Колотушкин. – Булки?

– Булки это вообще другое, знаток!

– Да помню я. Короче, при ближайшем рассмотрении – ничего особенного. Но понтов выше крыши.

– Не признавалась?

– В чем?

– А в чем ее подозревают?

– Да ни в чем, опрашивал по поводу золотишка, брюликов. Там на миллионы всего, если не на миллиарды. За всю жизнь не износишь.

– Точно. Нет, но это хоть вложение, продать можно в случае чего. А я вот видела гардероб у певца этого, там у него комната огромная, как склад в Икее, он сам говорит – если буду менять одежду пять раз в день, все равно не успею всего надеть. Это вот зачем, для чего?

– Дурь и жадность.

– Ну так – и, и, и?

– Что?

– Как она себя вела? Хамила?

– Вовсю. И она, и адвокатша ее. Такие, типа, хозяева жизни. Что отдельно возмущает. У тебя папаша вор, сгореть должна от совести! Ничего подобного! Глаза наглые, я для нее не человек, а клерк какой-то, мелкий чиновник! Я терпел, терпел, а потом не выдержал, говорю: чем вы тут гордитесь? Да на каждом вашем брюлике кровь и пот простых людей! Они пашут с утра до вечера, они в год зарабатывают столько, сколько вы за прическу свою один раз тратите!

– А что, особенная какая-то прическа? – живо интересуется подруга.

– Ясно, что не в соседней парикмахерской стрижется. Так что вам, говорю, надо притихнуть и отвечать на вопросы, как спрашивают, а вы тут корчите из себя!

– Так и сказал?

– Ну. Не положено, но… Заело. Я же знаю, как люди живут, мне за них обидно.

– Ты такой эмоциональный, – говорит подруга. – Еще будешь?

– Немного можно.

А потом, ночью, начиная ласкать подругу, Колотушкин вспоминает меня и с неожиданной злой досадой думает, что никогда не будет держать в руках такую девушку, как я. Нет, буду, буду, буду! – возражает он сам себе в такт своим движениям, и закрывает глаза, и видит меня, и кажется ему, что я не в его воображаемом будущем, а прямо тут, перед ним и под ним. А что, если на ощупь и в темноте, то никакого отличия!

Я представляю это, но тут же представляю и другое: Колотушкина встречают жена и маленький сын. Колотушкин садится в прихожей на корточки, сын обхватывает его за шею, тычется носом в щеку, что-то шепчет, у него какой-то секрет, Колотушкин не может разобрать ни слова, но счастье горячо разливается по всему телу. Вот в этом и жизнь, и смысл ее, думает он не мыслями, а всем своим существом. И идет мыть руки, а потом ужинает, чувствуя приятную усталость.

– Как день? – спрашивает жена.

– Да ничего особенного. Дочь Кухварева допрашивал.

– Того самого?

– Ну.

– У него дочь есть? А еще кто, другие дети?

– Только она.

– Это плохо. И ему, и ей. Если что… Давай второго родим?

– Не рано?

– Наоборот, разница в возрасте небольшая будет. Будут как друзья. Отстреляемся, и все.

– Не знаю… В съемной квартире второго рожать…

– Да хоть в шалаше, если хочется.

– Ты так настроена?

– Давно уже.

– Ну, тогда…

А потом, ночью, начиная ласкать жену, Колотушкин думает, как будет трудно с двумя детьми, но в этом труде есть важная серьезность взрослой жизни, еще совсем недавно он выглядел, учитывая рост и внешность, вечным пацанчиком, и вот глава семьи, отец. И то, что у них с женой происходит, не назовешь затертым словом секс, это диалог двух тел, которые нежно, но ответственно трудятся над созданием будущего. Хочешь ребенка? – спрашивает одно тело. Да, да, да, отвечает второе. И им хорошо, хоть и немного страшно.