Алексей Слаповский - Ксю. Потустороння история

Все друзья и знакомые Оли принимали Алика таким, как есть, даже не завидуя – завидовать можно чему-то достижимому, Алик же был уникален.

Только Люся ненавидела его открыто и демонстративно, причины Оля не знала, а сама Люся ничего не говорила, Алик тоже загадочно молчал.

После объятий с Олей он сел рядом со мной, повернул ко мне голову и долго смотрел с подчеркнутым изумлением, дожидаясь, когда я сама не выдержу и что-то скажу. Я сказала:

– Ксения.

И протянула ему девичью ладошку. Я знала, что ему этого хочется.

Он взял ладошку двумя пальцами и покачал.

– Кто ты, дитя, откуда?

– Племянница из Москвы, – сказала Оля.

– Та самая, – добавила Нина.

– Какая та самая?

– Вот нужны вам подробности! – Люсе не терпелось начать речь.

– В подробностях суть жизни, – возразил Алик. И повернулся к Оле. – Кстати, о подробностях. Подарок я тебе сделал, но, извини, деньгами, перевел на карту. Пришло?

– Не видела.

– Ты посмотри.

– У меня и телефон выключен, кажется.

– А ты включи.

Оля включила телефон, посмотрела.

– Да, спасибо.

– Вот женщина! Будешь погибать, позвонишь насчет помощи – не ответит. Зачем тебе телефон, Оль?

– Сама не знаю.

– Так, мы отмечать уже будем или нет? – возмутилась Люся. –Алик, не волнуйся, все разглядели, какой ты красивый, не надо на себя все тянуть!

– А я и не тяну. Магнит не виноват, что он магнит.

– Фу! – скривилась Люся. – И ведь его умным считают! Ладно, все, поехали. Оля! Сейчас ты услышишь неожиданную вещь. Ты в моей жизни очень важный человек. Так все устроено, что нам от других что-то нужно, а им от нас тоже, правильно?

– Нет, но продолжай, – сказал Алик.

– Заткнись! Всем от всех что-то нужно, если они не совсем посторонние, конечно. А мне, Оль, от тебя никогда ничего не нужно. И тебе от меня. Но что важно. Что я тебя вспоминаю по ходу жизни, я серьезно, часто вспоминаю, даже если не видимся, и понимаю, что ты меня как бы греешь. Я вспомню, что ты есть, и мне становится как-то… Теплее, что ли, светлее. Понимаешь меня?

– Да, – сказала Оля, и я впервые за вечер заметила у нее интерес к чужим словам. Она не ожидала, что Люся скажет так хорошо и умно, и с удовольствием удивилась этому, и Люся увидела ее удивление, оглядела всех с победным видом: что, съели? Так, наверно, стояла она, активистка и отличница, перед всей школой, когда ей вручали очередную грамоту за успехи в учебе и общественной работе. Если бы не кончилось советское время, вдруг подумала я (сейчас подумала, не тогда), пошла бы Люся по партийной линии, поставили бы ее на высокий пост, и она искореняла бы инакомыслящих так же жестко, как теперь подавляет конкурентов, а живи она, к примеру, при нацистах, при Гитлере, она бы и тогда стала бы полезным и нужным работником. Таковы все люди с общественным, но послушным темпераментом, у меня вот этого темперамента нет, поэтому никогда не стану ни коммунисткой, ни нацисткой. И с темпераментом не стала бы.

– Вот в чем ценность таких людей, как ты, Оля! В том, что вы просто есть, но всем хорошо от одного этого факта. Вот как дерево за окном. Нет, от дерева польза, тень дает, прохладу, я какое-нибудь дерево имею в виду, которое далеко, от него тебе ни тени, ни прохлады, но ты на него смотришь, и тебе хорошо. Олечка, живи как можно дольше, пожалуйста! Будь здоровенькой! Обожаю тебя, да ты это и сама знаешь!

Последнее прозвучало как-то необычно, как какое-то скрытое признание, вижу и слышу я сейчас, когда вспоминаю не только это, но и рассказ о слизывании капельки крови в школьном туалете.

Никто этого, конечно, не заметил, Люся потянулась стаканом к Оле, и все потянулись. Выпили, вновь пришедшие начали закусывать, Оля пошла покурить, Коля отправился с ней за компанию, Паша поглядывал на Наташу: мы все тут устроили, маму твою поздравили, домой не пора?

Теперешним слухом я слышу, как Наташа шепчет Паше:

– А родители твои когда приедут?

– Отец звонил, скоро.

– Надо дождаться.

– Зачем?

– Затем. Сиди.

– Я и сижу.

– И сиди.

И Паша остался сидеть, но не за столом, а перешел в кресло, достал телефон, вставил наушники и начал что-то смотреть. Судя по лицу, что-то смешное, какие-то прикольные ролики в ютюбе.

– Ну что, Алик, все выступаешь? – спросила Люся.

– Некогда. Готовлюсь к соревнованиям на выживание.

– Да уж вижу, вон какой стал аполлонистый, сволочь. А все равно кости уже не те, организм не тот, с молодыми не сравнишься.

– Там возрастные группы, моя – от пятидесяти до шестидесяти.

Алик начал рассказывать об этих соревнованиях, которые проводятся где-то в Сибири, в тайге, их снимает телевидение, некоторые участники становятся звездами экрана, пусть и ненадолго.

– Зачем тебе это? – спросил Суров.

– Интересно. Испытать себя.

– Помнишь, что Камкин говорит? Проще пересечь в лодке Атлантику, чем заставить себя поменять текущий кран на кухне.

– При чем тут кран? И при чем тут Камкин?

– Камкин всегда при всем! – заявила Люся, не прекращая с аппетитом есть.

– Это точно, – согласилась Нина.

– Да ладно! – Всегда вы – Камкин! Чего он такого сделал? Посидел пару лет за политику – слава на всю жизнь!

Вернувшийся с Олей Коля сразу уловил нить разговора и закивал. Нина заметила:

– Ты-то чего балдой мотаешь, Коля, ты же его и посадил!

– Даже возражать не будут, все знают, что неправда.

– Да правда! – закричал ему Суров. – Не ты, так вся твоя система! Хватит уже отмазываться, Коля!

И Суров начал обличать и Коляа, и ушедшую систему социализма, Брежнева, Андропова и всех прочих, однако и крушение социализма обличил, обвинив в скороспелости, заклеймил Горбачева и Ельцина, перешел к нулевым и десятым, осудил политику Путина, вменив ему в вину потворство жуликам и ворам, всему гнилому и архаичному, а не свежему и новому. Обращался он при этом не к Коле, для которого все было предназначено, а к Ольге – так умный и знающий муж разъясняет не очень сведущей жене, что к чему. Оля покачивала головой, как бы благодарила за мудрость, на самом деле это было почти машинально, но Колю, похоже, задело именно ее согласие, а не доводы Сурова. Он начал возражать, сказал, что при социализме было много хорошего, и мы сейчас это все больше используем.

– Кто мы? – закричал Суров. – Кто такие мы? Ты, что ли, сука, гэбня гнойная?

– А можно без оскорблений? – обиженный Коля махнул стопку водки и тут же налил еще.

А после этого дал и свою оценку ушедшим временам – Горбачева и Ельцина, как и Суров, безусловно осудил, а Путина по всем статьям оправдал, свалив вину на косное и инертное население, не понимающее своего счастья и, главное, на продажных либерастов, которые поют с чужих голосов, которым только тогда и хорошо, когда Родине плохо.