Ренита Де Сильва - Под небом Индии

Однако она отвернулась, не в силах смотреть на малыша, потому что видела в нем черты Мэри. Ситу преследовало выражение ужаса, отчаяния, ярости, тоски и мольбы, возникшее на лице Мэри, когда она осознала смысл ее слов.

Взгляд Джайдипа стал вопросительным. Одна из ай взяла ребенка, привычно укачивая его и напевая колыбельную.

– Я устала, – коротко сказала Сита и опять отвернулась.

Она не могла видеть смятение и разочарование на лице мужа.

– Я дам тебе отдохнуть, – сказал он.

Сита молча кивнула, в то время как ей хотелось кричать, проклиная богов, которые не дали ей собственного ребенка, из-за чего ей пришлось совершить то, что она совершила.

Почему мне не хочется брать его на руки? Почему я не могу его любить?

Любовь придет, когда я забуду, что это ребенок Мэри. Я должна об этом забыть.

Ему со мной лучше. Теперь я – его мать.

Мэри

Одинокий гибискус. 1937 год

Утром привратники снова сменились.

До Мэри донеслись утренние ароматы – кардамон, имбирь, кипяченое молоко, изюм и орехи кешью, жарящиеся в топленом масле. Прохладный ветерок принес запахи жасмина и календулы. Пристроившись за молочником, Мэри в очередной раз попыталась проникнуть во дворец, но безуспешно: привратники опять оказались слишком проворными.

Сидя на своей сумке, Мэри смотрела, как оживает дворец.

Привратники принесли ей чай с чапати.

– Поешьте и уходите, мемсахиб.

– Я должна увидеть своего сына! – с мольбой произнесла она.

– Пожалуйста, мемсахиб! Неужели у вас нет родных, к которым вы могли бы отправиться?

Родные… Ей на глаза навернулись слезы, однако Мэри проглотила их вместе с куском чапати.

– Мои родные – это мой сын, и он – во дворце, – произнесла она, когда смогла говорить.

Жалость привратников была почти невыносимой. Но Мэри была готова на все, если это могло вернуть ей сына.

Она сидела под палящим солнцем, оглядываясь вокруг.

Среди грязи и камней, покрывавших неухоженную землю перед дворцовыми воротами, Мэри заметила увядавший на солнце гибискус. Возможно, когда-то ветер принес с территории дворца семечко, которое затем проросло. В те долгие часы, когда никто не входил во дворец и не выходил из него, Мэри ухаживала за цветком, прося у привратников воды. Она поливала гибискус, даря ему любовь, которой не могла дать своему ребенку. И опустившиеся листья ожили, потянувшись к солнцу.

Шли часы, и Мэри, глядя на запретные ворота дворца, начала понимать: возможно, на то, чтобы вернуть сына, у нее уйдет больше времени, чем она думала.

Но она не сдастся. Она продолжит свои попытки, пусть даже все верят королеве, а не ей. Как же их убедить?

И как добраться до Ситы?

Возможно, сидя у ворот дворца, она и не сможет вернуть себе сына, но это хотя бы давало ей шанс его увидеть. По крайней мере, она была рядом с ним.

У Мэри не было сил на то, чтобы уйти. Да и как она могла это сделать, если все, что она любила, все, что было важно для нее в этом мире – ее сын, – оставалось внутри дворца? Так близко и все же вне досягаемости.

Сита

Хорошие гены. 1937 год

– Церемония наречения моего внука должна быть еще более пышной, чем твоя свадьба, – с сияющим лицом заявила мать Ситы. – Это будет самое великолепное торжество в истории королевства.

При виде ее нескрываемой гордости и радости Сите захотелось, чтобы мать держала ее в детстве на руках так же легко и естественно, как ребенка, которого она считала своим внуком. А еще – самой держать его так же легко, как ее мать и муж.

– Ты ничего не делаешь спустя рукава, – сказала мать Ситы, легонько целуя малыша в лобик. – Ребенок, которого ты наконец произвела на свет, такой светленький и красивый. Его словно благословили боги.

Его действительно благословили боги, христианский и индуистские: они сделали так, чтобы наши с Мэри пути пересеклись – в детстве и сейчас, когда я отчаянно нуждалась в ребенке.

Именно этого не понимала Мэри – ее сыну суждено стать королем.

Перестань думать о Мэри. Ты научишься любить своего сына – да, своего, – лишь когда забудешь о ней.

Но о Мэри сложно было забыть. Она сидела у ворот дворца, не уходя оттуда даже ночью.

Почему она не примет моего совета и не вернется в Англию? Почему не прислушается к голосу разума и не смирится со своей судьбой? Ее ведь щедро вознаградили, а ее сын со временем станет королем.

– У дворцовых ворот сидит женщина, утверждающая, что ты украла ее сына, – сказала королева-мать, придя проведать внука.

– С каких пор вы стали обращать внимание на безумцев, благословивших наше королевство своим существованием? – холодно спросила Сита.

– Я лишь задумалась, с чего бы ей говорить такое. Похоже, прежде она не проявляла признаков безумия.

– Могу заверить вас, что боль от утраты новорожденного ребенка может свести с ума кого угодно.

– Знаю. Я сама родила двух сыновей-близнецов.

Голос королевы-матери оставался резким.

Свекровь Ситы всмотрелась в лицо своего внука, который, завернутый в пеленки, лежал в украшенной бриллиантами колыбели – подарке восхищенного отца. В отличие от матери Ситы, сразу же взявшей ребенка на руки и не желавшей отходить от него ни на минуту, мать Джайдипа и не думала к нему прикасаться. В этом она была похожа на Ситу, которая не могла даже смотреть на малыша.

– Он очень бледный, не правда ли? Почти белый.

– У него хорошие гены, – ответила Сита.

Королева-мать оценивающе посмотрела на нее.

– Ты прекрасно выглядишь для женщины, у которой были тяжелые роды и которая несколько дней не выходила из своих покоев.

– Что я могу сказать? Мне уже лучше.

– Воистину.

Со всего королевства съезжались жрецы, чтобы благословить наследника престола. Со всех уголков Индии прибывали с подарками и наилучшими пожеланиями генералы и мудрецы, султаны и низамы, принцы и короли. Их размещали во дворце, стараясь исполнить каждое желание дорогих гостей. Поздравления прислал даже вице-король Индии.

Сита и Джайдип решили назвать ребенка Арджуном.

– «Арджун» означает «белый, чистый». Как цвет его кожи. Как же он чист!

Мужа Ситы переполняла гордость.

– Нет, я хочу назвать его Арджуном в честь героя-воина из «Махабхараты», – ответила Сита. – Я как раз читала отрывки из этого эпоса, когда к дому моего отца подъехала машина с королевским гербом – с предложением, которое навсегда изменило мою жизнь.

Мэри

Бдение. 1937 год

Проснувшись на пятый день своего бдения у ворот дворца, Мэри увидела на гибискусе бутон.

Это знак?