Лариса Баграмова - Проза

Строительный контейнер вблизи оказался огромен. Чтобы заглянуть в него, Кире пришлось встать на внешние рёбра жёсткости, опоясывающие его по периметру. Пакеты с домашним барахлом лежали с ближнего края, уже закиданные сверху соседским мусором. В самом дальнем углу, отдельно от всего остального, виднелся пакетик с ручками, из которого в свете фонарика поблёскивал краешек посуды. Разглядеть что-либо отчётливо с такого расстояния было невозможно, и Кире пришлось, подтянувшись на руках, перекинуть ногу через край контейнера и перевалиться внутрь.

7

Тарелки оказались целыми. Ощупывая их со всех сторон, поднося к глазам и рассматривая на просвет, чтобы убедиться в отсутствии трещинок, любуясь их топазным блеском, не веря ещё до конца своему счастью, Кира обнаружила одну-единственную выщерблину размером со спичечную головку. Видимо, именно этот край принял на себя основной удар.

Бережно прижимая тарелки к животу и опасаясь случайно их выронить, Кира оглянулась в поисках выхода. Однако контейнер оказался так же велик изнутри, как и снаружи. Кроме того, с внутренней стороны у него не были предусмотрены рёбра жёсткости.

Кира набрала номер сына.

— Они не разбились, — первым делом сообщила она сыну, — Вытаскивай меня отсюда.

— Откуда? — удивился тот.

— Господи, да из мусорки же! Вот куда тарелки бросал — оттуда и вытаскивай. Вместе с тарелками.

— Щас, — неуверенно пообещал наследник.

Через пару минут у контейнера послышался дружный топот, а потом над его бортом появилось растерянное лицо сына.

— Мальчики, тарелочки бережно, бережно! — начала давать инструкцию по собственному спасению Кира.

8

Ася заглянула ещё раз через пару дней, опять после работы. Притащила родителям новые шторы на кухню.

На обеденном столе в тёмно-коричневой тарелке торжественно возвышалась пирамида марокканских мандаринов.

— Ой, красота! — Ася цапнула самый верхний, — Это прабабушкины тарелки, да? Мам, а у меня когда дети появятся — ты мне отдашь парочку?

Кира молча кивнула и, скрестив руки, обняла сама себя за плечи.

Тоня ехала в деревню к бабушке, точнее, к Магде. Звонил Костя, сказал: бабушка в больнице до завтра, а там собака приболела, скулила целый день, надо её накормить и присмотреть, а завтра с утра все приедем.

Тоня шла по заметённым снегопадом тропинкам от станции и думала, что лучше бы Костя перед отъездом Магду отвязал, та бы сейчас её встретила, она всегда чует гостей. Но Магда не выбежала навстречу и даже не тявкнула, когда Тоня, подойдя к дому, взялась рукой за обледенелый край калитки. Значит, что-то серьёзное.

Магда лежала у своей будки на боку и тяжело дышала, раскрыв пасть, глаза у неё были закрыты. В ногах собаки уже застыла на морозе жёлтая лужа, шерсть сухая и холодная. Плохо дело. Замёрзнет.

Тоня сбегала в дом за горячей водой и поставила миску рядом с мордой собаки, та чуть повела носом. Тоня намочила варежку и тоненькой струйкой выжала тёплую воду ей в пасть. Магда сглотнула.

Опустошив остывающую миску, Тоня сдвинула собаку в сторону от жёлтого пятна и прикинула, сможет ли дотащить её до дома. Нет, невозможно. Животное весит почти столько же, сколько сама Тоня, а там ещё ступеньки, и узкий проход между оранжереями, и острые выщерблины льда около клумбы. Угробит она собаку.

Тоня зашла в дом и сняла с вешалки несколько полушубков, пахнущих подмокшей овчиной. Вернувшись к будке, Тоня расстелила на снегу один из них и волоком затащила на него Магду. На второй легла сама рядом с ней. Третьим накрыла сверху себя и собаку и крепко обняла её за шею.

Костя вернулся с бабушкой около одиннадцати. Растормошил спящую Тоню и забрал Магду к ветеринару. Та даже смогла доплестись с его помощью до машины.

Всё будет хорошо — она точно это знает.

Сегодня Лиля пришла домой пораньше. Спать хочется! Завалиться бы сейчас на тахту, выспаться, а потом ещё поваляться с книжкой.

Лиля вспомнила дачу и гулкую веранду с разноцветной мозаикой на решётчатых окнах, в которые пробивается неясный утренний свет. И скрипучий крик петуха… Вот туда бы — и закутаться в плед.

«Нет, выспаться мне не дадут, — улыбнулась про себя Лиля, — Сегодня у меня день рождения».

Лиля уже много лет назад махнула рукой на все эти условности. Ушло ощущение праздника, ожидание чуда. А устраивать показуху и вымучивать из себя веселье — зачем?

Но дети хотят радости. Вот и сейчас на кухне топот, цоканье посуды, и кто-то двигает стол. Лиля бросила сапоги в прихожей и в колготках прошла на кухню.

Так и есть. Даша со Стёпкой готовят праздничный ужин: салатики и торт.

На столе стоит ваза с жёлтыми розами — это единственные цветы, которые Лиле действительно нравятся. Как солнце пришло в дом.

Лиля опускается на стул и смотрит на детей. Как же это хорошо — ничего не делать…

Даша гремит тарелками, деловая, как всегда, и с новой причёской. Цвет то ли оранжевый, то ли… непонятно какой. Всё придумала, всё организовала и Стёпку вовлекла. Прямо как Лиля в юности, только ещё сильнее.

Степан режет торт. Сын уже на голову выше Лили. Опять из всех рубашек вырос.

На кухне появляется перепачканный шоколадом младший — Игорь. Понятно, дали конфету и усадили смотреть мультики.

Теперь хозяйством занимаются все трое: мелкий раскладывает рядом с тарелками ложки.

— Мам, ты опять грустная, — осторожно замечает Стёпа, — Устала?

— Устала, — кивает головой Лиля.

— Мам, что я могу для тебя сделать? — откладывает он нож в сторону.

Даша тоже поворачивается и вопросительно смотрит на Лилю.

— И я, — подает голос Игорь, — Что сделать?

Что же вы можете для меня сделать, милые мои?

Лиля грустно улыбается и протягивает дочери руку. Та тут же прижимается к ней. Худющая какая.

— Доченька, будь счастлива — Это всё, что мне от тебя нужно.

Потом Лиля смотрит на сыновей. Эти — другие, и Лиля не знает, что они могут для неё сделать.

— А вы делайте, что должно, и будь что будет.

Степан замирает. Его лицо становится серьёзным, почти суровым. Его внутренний взор уже устремлён куда-то далеко за пределы кухни. Куда?

Игорёк переводит взгляд с одного на другого. Колготки у него растянуты на коленках, за поясом два перекрещенных пластмассовых меча, на голове велосипедный шлем — ну настоящий герой, защитник слабых.

— Мам, давай я тогда чашку помою, — лезет он в раковину.