Андрей Виноградов - Не ум.ru [litres]

«Трамвайная остановка» меня насторожила непохожестью на воскресное пополудни. Нет знакомых. Ни одного. Ни внутри, ни снаружи. Вообще подозрительно малолюдно. Двое снаружи, двое внутри. «У-у-у-у-у!» – звучит в голове горкой. Штормовое предупреждение. Я понимаю и благодарен. Предупреждён – значит вооружён. Шторм наскоро оценивает мою выучку и решает не связываться. Расценил, наверное, свои перспективы как «спетую песенку». У шторма в самом деле есть не раз, к слову сказать, коротко «спетая». «Капитан, капитан, улыбнитесь…» Коротко, потому что больше слов шторм не знает, ему и этих достаточно. До меня он в жизни не видел напротив улыбающегося лица.

– В стране всё нормально? – заглядываю в «полевую» кухню. – Имен «кашеваров» или «кошежаров» не знаю, но хоть лица привычные, уже что-то.

– Ты, часом, не охуел? – слышу в ответ.

И понимаю, что можно вздохнуть с облегчением: мир устоял.

– Менты навалились с какого-то перепугу паспорта с прописками проверять. Начальство какое-нибудь ждут с визитом, не иначе. Ну, наши «синяки» и рассыпались, как горох по щелям, остались проезжие, их прописка ментам до жопы.

– Приезжие, – поправляю на автопилоте.

– Говорю тебе – проезжие. Не хуй им сюда приезжать. И без них продыху в жизни нет.

С этим трудно не согласиться, хотя я приезжих ни в чем не виню: не было бы им места в городе – курили бы бамбук на своей «малой» родине и ныли, что на дорогу туда-назад зря потратились.

«Рыночник, бля».

«А можно без “бля”?»

«Охотно… бля».

«Вот возьму и напьюсь».

«От тебя дождешься».

«Смотри, трамвай…»

В моем маленьком доме темно, пусто, если не считать меня самого и задремавшего хомяка. Надо было мак с сушек счистить, а может быть это уже не тот мак, что… мак. Пусто и тихо. В большом доме вокруг нас обычный хорошо слышный гвалт и невидимая толчея. Бегают, строят, чинят, любят, грызутся. Мой маленький дом навсегда поглощен большим. Куда ему деться? Я как библейский Иона – Книгу ни разу не прочитал, а об Ионе из других источников оповещен, – проглочен китом. Но не желаю быть выплюнутым, поскольку в этом случае окажусь на улице. Правда, выплевывание людей на улицы никак с китами не связано, это дело коллекторов. Я же, хоть в чем-то позитивно отметился, настолько никому не задолжал. А у тех, кому остаюсь обязан по денежной линии… – у тех денег на коллекторов нет.

Киты… Вот и вспомнилось море. Как будто из прошлой жизни сон, а ведь все это снилось не далее чем сегодня. Море, кстати, совсем не было желтым. Не оправдало названия. Или нырнул я где-то так далеко от Хуанхэ, что муть в тех местах уже не мутная и лишь помнит себя таковой? Спросить не у кого. Есть, правда, один кореец, но он так намного узбек и еще больше – русский… Что русский кореец родом из Узбекистана может знать про Желтое море? Даже я теперь знаю больше: не желтое. Те, кто взаправду может помочь, наверняка увлеченно готовятся к ночи, «кошмарить» меня нацелились, монтируют свеженький материал. Потирают ладошки, крылышки… Не знаю, что там у них. Предвкушают забаву, затейники. В прошлую ночь, поклон в пол, побаловали, грех жаловаться. По такому поводу этой ночью пощады не жду. Но и заигрывать с судьбой, оттягивая до бесконечности отход ко сну, тоже не собираюсь. И без того день сложился на «пере…». Перележал, передумал, переел, перегулял, перепил… Перенервничал, конечно. Переиначить бы его на субботу, и завтра был бы еще один выходной. Я бы вышел.

Отворачиваюсь от хомяка лицом к стене. Хомяк не кошка, но все равно в темноте видит лучше, чем я на свету. Не уверен, но думаю, что это так. Пробудится и будет расталкивать меня взглядом, еду вымаливать. Шебуршу ногами, подгребая хвост одеяла под себя, так уютнее. Вспоминаю о будильнике – надо бы завести, сегодня как раз и надо. Вынужденно кручусь назад. Будильник щенком радуется вниманию. Надо бы снова лицом к стене, но вот же натура-дура – уже не хочется рожей в обои, на которых я пятно надышал, как на стекло туману, только мое пятно никогда не сойдет, не исчезнет. Надо бы обрадоваться, что хоть что-то после меня не исчезает, но как-то спорно это звучит, даже в мыслях. А спорному радоваться – значит какую-то одну сторону принять. Выходит не очень честно.

«А мне…»

«Нет, не всё равно».

Скоро, буквально на днях, ни с того ни с сего приходит в голову, опять непременно случится Восьмое марта. Потом, моргнуть не успеешь – Первомай. Эти даты никогда не прогуливают. Не то что февральская двадцать девятка – уклончивая, ленивая високосница. И наконец вскоре после Первого мая восторжествует «время лучка»! Счастливые дни, когда на ухоженных или запущенных – совершенно без разницы – дачных грядках повылезут, заторчав вызывающе в небо, первые молочно-зелёные луковые побеги. Рви их, вытирай о штаны, макай в солонку… Или прямо так, без соли. Так тоже нормально. Главное в этот момент держать в поле зрения горбушку пряного бородинского с маслицем поверху, но с внутренней стороны, и запотевшую стопку. Того, на что денег хватило. Вот тогда и поймешь, что какую бы жизнь нам ни устроили, она все одно однажды наладится. Уже почувствуешь – налаживается. Ненадолго, до слякоти, до холодов, но непременно… И подумаешь нехотя, вяло, но зато очень человечно: «Эти люди, что нами правят, в сущности, не хотят нам зла. Они просто не знают: как это – для всех хорошо? Ну хотя бы не для всех, но для многих, очень-очень многих. Их ведь никто к этому не готовил. А теперь учить поздно. Сами вон всех учат. Да и “жоп”, что тут скажешь, кроме как “хоть жопой ешь”… Слишком много нас. Не Чехия. С этим не поспоришь».

Проникнешься на две-три затяжки неизбежностью, будто в табак что подмешано, а потом опять за свое, привычное:

«При этом отлично разбираются в том, что для себя любимых и для любимых своих нужно?! Чтобы им, бля, своим, было хорошо. Родным, близким, друзьям, соседям… Вот народ жирует! Охренеть! А остальные говно ртами месят. Потому что не там родились, не с теми учились, в другом хороводе хороводились. А эти… все видят, но им по херу. И нам по херу, что им по херу. Значит, так тому и быть. Всегда».

И выпьешь за постоянство, сиречь мрачные мысли, хотя очень хочется – за светлое будущее. Но за будущее не пьют. Меня этому еще в армии научили. А на гражданке высмеяли странную примету. Никто, как оказалось, слыхом не слыхивал о такой. Темная публика у меня в знакомых, надо бы пересмотреть, да поздно уже. И по жизни, и по времени… Не вставать же за телефонной книжкой? Все равно примета мне по душе, я ей верен. С ней выходит, что каждый тост – маленькое прощание с прошлым. Или с настоящим. Проводы, одним словом. «Пока-пока».

Иными совами, скоро время «лучка» и незлобливых, пространных размышлений, приводящих к суждениям, определение для которых я так не подобрал. Я имею в виду не обидное определение.