Ольга Птицева - Зрячая ночь. Сборник [СИ]

— Что, не любишь маки?

— Не люблю.

— А зря. Сонный цвет ворожбу творит. А пробуждаешься совсем другим человеком.

— Каким? — Горло снова сжалось предчувствием беды.

— Тем, которым суждено было родиться.

— Мне вообще не нужно было рождаться. — Слова вырвались сами собой. Разморенная теплом, я просто потеряла бдительность, а целый ворох моих несчастий только выжидал подходящего момента, чтобы захлестнуть меня памятью о них.

— Как же так, деточка? Разве ты не сделала ничего, стоящего рождения?

Слезы горчили на языке, я потянулась к кружке и сделала большой глоток соседского варева.

— Все, что я делала, становилось самой большой ошибкой. Каждый гребаный поступок. Я шагала вперед, а позади оставалась выжженная земля. Ни работы нормальной, ни друзей. Только нескончаемый монолог в голове, где я сама же доказываю, какое я ничтожество.

— Это что же, Тось, никто тебя никогда не любил, выходит?

— Мишка. — Родное имя жгло губы, как истлевшая до фильтра сигарета. — Мишка меня любил. Он всегда меня защищал. Он был моим союзником, понимаете? Чтобы ни происходило, я знала, что брат будет за меня. Всегда.

— А потом?

— А потом мы выросли. Ну, он вырос. Отучился на архитектора, начались проекты, работы, стройки… Встретил Веру свою…

— Жена его?

— Нет. Они долго встречались, жили вместе…

— Не срослось, что ли? — Бабка даже подалась вперед, не замечая, что платок окончательно съехал на затылок.

Ей определенно было очень любопытно узнать побольше грязных подробностей о соседской семье, но меня будто прорвало. Шмель вернулся из чужого двора, теперь его жужжание стало лишним шумом, мешающим сосредоточиться. Я говорила и говорила, словно выдавливала гнойный нарыв грязными руками.

— Срослось бы. Это я им мешала. Ревновала его дико. Он же съехал! Оставил меня с матерью и дедом. Дед все пытался как-то мирить нас, но куда ему? Эта… эта стерва всех строила, всю нашу жизнь долбаную. Не дай бог сделать не по ее. Сразу скандал. Я и пустая трата денег на учебу, и никчемная, за что бы ни взялась, и страшная, и глупая, и пустая. Одна она только идеал во всем. Гордая и независимая, блядь. Не пнешь, не полетит…

Последний слова я уже кричала, расплескивая компот из кружки. Было ли варево из яблочек безалкогольным, больше меня не интересовало. Обида на жизнь прорвала последний рубеж. Я чувствовала, что похожа на истеричного ребенка. Но мне хотелось быть такой. Мне хотелось, чтобы кто-то меня выслушал. Кто-то после Лени. И чтобы в финале этого сеанса мне не пришлось ни платить круглую сумму, ни стаскивать с себя трусики на слишком скользком диване. Старухе точно не было дела до моего белья, да и денег она не просила. Ей хотелось зрелища. Так вот ей спектакль одного неудачливого актера.

— Выходит, ты брата с девкой его развела?

— Нет… Ну, нет же! Нет. Все было не так.

Признаться, что по сути все вышло именно так, оказалось выше моих сил.

— Просто у меня был срыв. Один раз. Я ушла из академии перед госами, психанула и ушла. Дома начался ад, знакомая дала мне ключи, чтобы я кактусы ее поливала… Короче, я осталась у нее. Писала роман. Буквально за три дня его на коленке настрочила…

— И о чем он был? — Бабка даже не удивилась, как все люди, услышав, что я пишу.

— О смерти. О чем еще я могла… — Сделала глоток, маковая водичка и правда оттягивала. — Говно роман вышел. Отправила его знакомому редактору, тот прочел три страницы и сказал — гов-но. Ну и хер с ним.

— С редактором?

— С романом. Да и с редактором тоже. — Компот лился в меня легко и сладко в своей горечи, прямо как слова, что я выплевывала на жадно внимающую им бабку. — И я напилась. Сильно напилась. У меня вообще с этим проблемы… — И это, кажется, был первый раз, когда я честно призналась в них кому-либо. — Но в тот раз совсем плохо вышло. Я была пьяная, очень пьяная, но казалось, что абсолютная трезвая… Просто страшно стало очень. И заснуть не могла…

— Нужно было мак попросить, — тихонько вставила бабка, подтягивая платок на лоб.

— Я и попросила. Ночь промучилась, чудищ из-под кровати гоняла, а под утро выпила горсть снотворного. Хорошо сразу поняла, что хреновая это идея. Позвонила Мишке. Назвала адрес. И отключилась.

Я замолчала, переводя дыхание, бабка смотрела на меня спокойно и почти равнодушно, но в прозрачных ее глазах так и плескалось любопытство. Если бы кто-нибудь хоть раз читал такими глазами мою писанину, то жизнь бы наполнилась хоть каким-то смыслом.

— Очнулась я в больнице. Мама в слезах, дед в шоке. Мишка злой, как черт. Кое-как меня отмазали от психушки, но я дала слово, что начну ходить к психотерапевту. И пошла.

— Ну? Прям как в кино! — Бабка даже в ладоши хлопнула от удовольствия, черные рукава вдовьего платья пошли волнами.

— Типа того…

— И помог мозгоправ-то?

Если бы помог, не сидела бы я сейчас на гнилой завалинке рядом с незнакомой старухой, не рассказывала бы ей самую банальную из возможных историй про неудачливую девочку, упившуюся до попытки суицида. Но я сидела, я рассказывала, я была этой девочкой.

— Не помог.

Говорить дальше не хотелось. Там начиналась сумеречная зона совсем другой истории. Где глупая девочка из первой части решает соблазнить мужа беременной женщины, к тому же сестры своей будущей золовки. Решает и делает… А после никто из героев не знает как с этим жить.

Бабка посидела молча, ожидая, что я продолжу, но быстро поняла — кина не будет. Вздохнула с огорчением, но настаивать не стала. Только забрала из моих рук кружку, вылила туда остатки компота и предложила мне.

— Выпей, небось рот пересох…

— Есть немного… — Я сделала последний, мутный глоток.

Правой рукой бабка подхватила бидон, а левой проворно забрала у меня крышку. На мгновение длинный рукав задрался, оголяя пальцы. Они оказались ухоженными и красивыми, тонкие, как у девочки, с аккуратными ноготками. Тяжелый перстень с красным камнем красовался на среднем пальце. Я вцепилась в него взглядом, почуяв это, бабка отдернула рукав, натянуто улыбнулась, вставая.

Почему-то именно его расположение удивило меня сильнее всего. Такой перстень неудобно носить на женской ручке, тем более пожилому человеку. Да и кто таскает массивные украшения на среднем пальце? Они же могут в кровь стереть два соседних, стоит только взять в руку что-нибудь тяжелее ручки для письма. Например, бидон с компотом.

— Одна ты в доме, не скучно хоть?

— Так со мной кошка. — Я ответила на ее искусственную улыбку точно такой же и попятилась к двери. — Дедовская еще. Белая такая… Может знаете, как ее зовут?

Улыбка старухи стала походить на оскал. Старое лицо сморщилось еще сильнее.

— Не было тут сроду кошки никакой. Дед твой разума лишился, упокой его душу, вот и привиделось…