Иван Булах - Деревенская околица. Рассказы о деревне

***

Когда уже сдали в эксплуатацию весь больничный комплекс, по такому случаю было торжественное собрание и концерт. И вот, почти через два года после окончания консерватории, я на сцене с баяном. Народу битком, и знаете, как меня представили?

— Выступает дипломант Всесоюзного конкурса баянистов, а а также «Заслуженный строитель» и ещё «Заслуженный работник здравоохранения»… — От этого у меня чуть крыша не поехала.

В зале начали перешептываться: «Такой молоденький, а мастер на все руки: дипломант, заслуженный строитель и ещё заслуженный врач! И когда он только успел? Ну, и молодёжь пошла!»

Ещё в зале сидела вся наша бригада с семьями. Дядя Вася, мой наставник, хвастается перед роднёй и соседями:

— Это Паша, мой подсобник. Видите, как я его вышколил за два года? На баяне вроде и получается, а вот кирпичную кладку, паршивец, так и не освоил. Пришлось отпустить в артисты…

Жил у нас в деревне кузнец Илюша Телегин. Мужик работящий и добрый, но был у него один изъян — страшно заикался. Его в детстве бугай деревенского табуна на рога поднял, и чуть было не закатал до смерти, спасибо мужики отбили. С тех пор он и стал заикаться. Чтобы людей не пугать своим красноречием, да и себя не срамить, подался в кузнецы. А мужик был сильнющий, оно и понятно — кузнец. И вы не поверите, вдруг он вылечился. Заикался тридцать лет, а вылечился за какие-то три минуты.

***

Но в начале немного истории об освоении казаками Сибири, которое началось с Тобола и Иртыша. После распада Союза казахи вдруг прозрели и поняли, — Ермак для них не герой, а завоеватель, а потому съёмки фильма «Ермак» на Иртыше не разрешили. Пришлось кинофильм снимать у нас в Сибири на Оби, и несколько эпизодов фильма даже снимали возле нашей деревни.

У нас на бугорке возле озера построили красивую церковь с крестом и колокольней. Бабки обрадовались, думают, это партия опамятовалась, потому с узелками двинулись молиться. Приходят, открывают дверь, а там пустота, на земле травка растёт. Оказывается, это всё для съёмок. Стены из облагороженного снаружи горбыля, так дешевле. Да и вообще, по сценарию фильма её всё равно сожгут для красивого кинокадра. Расстроились бабульки, потому нехорошо говорили про кино и всё это искусство.

Приехали столичные артисты, для массовки набирали наших деревенских, чтоб они по ходу фильма изображали всадников. Коней тоже арендовали у нас в колхозе. Ещё иногда брали наших мужиков на эпизодические роли, типа «кушать подано». На это ума много не требовалось, да и артистов нахлебников из Москвы или с краевого драмтеатра везти для этого было себе дороже.

И вот уже идут съёмки. Как-то режиссёру понадобился оригинальный персонаж для крутой сцены. Он даёт команду — найти, как он сказал, «колоритную фактуру». Его ассистенты пошли по деревне искать эту самую «фактуру». Идут, приглядываются, а в это время наш Илюша разделся до пояса и во дворе, как сатана, колуном чурки пластает. А роста Илюша без малого два метра, как Геракл. Мышцы на руках буграми, как шары перекатываются. Надо вам сказать, что Илюша у нас был ещё и с чудинкой — носил шикарную курчавую бороду. Помощники режиссёра так и обалдели — перед ними вылитый богатырь, как Илья Муромец!

Кинулись к нему со всех ног:

— Уважаемый товарищ, как насчёт того, чтобы сняться в фильме и неплохо подзаработать? Что на это скажите?

— Да-ды, у ме-ме-ня т-три ка-класса ши-ши-школы, я за-за-ик-ик-каюсь, — отбарабанил он своей азбукой Морзе.

— Это пустяки! Мы же тебя не диктором радио приглашаем. Нам надо всего в одном эпизоде тебя снять. Потом сожгём и вечная тебе будет память. Зато деньги в семье хорошие останутся.

— Ме-ме-ня же-жечь? — не понял юмора киношников Илюша. Даже рассердился, продолжает, — Иди-ди-те в-вы на… ху-ху-ху…

— Чудак! Мы же тебя понарошку сожгём, а деньги отвалим самые настоящие. И при том, отвалим много денег.

Тут и жена встряла, усовестила его:

— Чё ты, Илья, выламываешься? Люди дело говорят. Давай соглашайся, всё память для тебя будет. Сколько денег дадут, то и ладно, глядишь, к зиме Наташке одежонку справим.

Согласился Илюша. Рассказали ему, что к чему. А суть его роли была простая. Будто бы он в плену у татар, и его по приказу Кучума должны живым сжечь, как в фильме про Тараса Бульбу.

Обрядили Илюшу в доспехи. Все как глянули, так и ахнули, до того вышел ладный богатырь. Подгримировали и навели «правду жизни» дружинника Ермака: тут кровь, тут доспехи, искорёженные татарскими саблями. В общем, зрелище что надо.

А перед этим у режиссёра что-то не заладилось со съёмкой нескольких эпизодов, и он был не в себе, злой как собака. На всех орал, бесился, и было от чего — три сцены подряд запороли.

Сперва снимали сцену, когда сволочь татарин насиловал нашу девушку. Всё хорошо, особенно татарин её так натурально заголяет и сопит, а ему — нет! Орёт на «девушку»: «Какого чёрта ты надела плавки? Четыреста лет назад бабы на Руси ходили в одних холщёвых рубахах! А ещё студентка. Историю надо знать».

Потом «не пошла» битва татар с дружиной Ермака. Ему всё что-то было не так. Наконец пятый дубль удался, только вдруг в самый последний момент в кадр попал жёлтый милицейский «уазик» из оцепления. С ним опять истерика.

— Господи, — опять разоряетя он, — тогда в Сибири у милиции машин с мигалками не было! Тогда милиция ездила на лошадях!

Но вот последний эпизод съёмки и очередь Илюши. Всё шло хорошо, только вдруг опять режиссёр орёт:

— Стоп! Нет, это дурдом! Господи, мы снимаем исторический фильм, а не осаду Севастополя. Костюмеров сюда! Откуда у татарского джигита из массовки тельняшка десантника ВДВ? Почему он своим карате разбросал всех татар-каскадёров? Всё по новой, на исходные позиции. Внимание! Мотор!

Наконец, дошла очередь и до Илюши. Привязали его к столбу, обложили хворостом и начали объяснять:

— Мы сейчас польём соляркой круг и подожгём — будет иллюзия дыма и языков пламени. Как будто горит хворост и ты на огне поджариваешься. Ясно?

— Ды-ды-да! — отстучал Илюша и погрузился в творчество.

Крикнули: «Мотор!» — стали снимать. Да видать не рассчитали, и солярки налили больше нормы, повалил дым и пламя, а жара такая, что Илюша чует, хворост занялся и пятки прижигает. Какое к чёрту «понарошку». Со страху у него мышцы взбугрились, жилы вздулись, затрещали веревки, а столб он натурально выворачивает. Пропадать даже из-за искусства Илюше не с руки.

Пожарные скорее тушить, но нервный режиссёр вошёл в раж, кричит: «Не сметь! Снимаем с трёх точек!» Так всё натурально, что не верится. А Илюша между тем орёт дурнинушкой:

— (Трам-тарарам) … в чёрта… крестителя… дайте только вырваться! Я вам, суки московские, такое кино устрою! Вы у меня бл… (нехорошие люди) сами на углях лезгинку плясать будете!