Иван Булах - Деревенская околица. Рассказы о деревне

— Здр-равия желаем, товарищ генерал!

Тут уж «товарищ генерал» и попёр на них:

— Пьёте, сволочи! Противно глядеть — морды заплыли, сами похожи на китайских пчеловодов. Вы что, совсем о… (охренели!)

А тех как заклинило, опять как грянут своё:

— Так точно, товарищ генерал! Здр-равия желаем, товарищ генерал! Так точно, товарищ генерал!

Вот такая вышла история. Оказывается и на старуху бывает проруха. В смысле — и гаишникам не всегда везёт.

Герасим Осипович, по-стариковски целыми днями толкошился во дворе, а больше в огороде. И здорово досаждали ему воробьи. Как только поспеет ягода, яблоки или подсолнухи, они тут как тут и давай шкодить. Что только ни делал: и сеткой кусты опутывал, и пугало в огороде ставил, и пустые банки-склянки вешал, чтоб звон был — всё впустую, вредят. Пакостная птица.

И вот как-то в один год по весне, когда ещё только всё пошло в рост, заметил он, что у ограды всё крутятся и крутятся воробьи. Целыми днями порхают и как будто что-то затевают. Не поймёт Герасим Осипович, в чём дело? А когда хватился, так и обомлел. У него на заборе висел старый внуков портфель, он его приспособил вместо почтового ящика. А какая у стариков почта, от случаю к случаю, а тут как заглянул туда, а там уже чиликают желторотые птенцы. Представляете, до чего воробьи обнаглели.

Как же тут быть? Разглядывает их Герасим Осипович, рядом воробьиха с воробьём носятся, кричат что-то по-своему, а что кричат, тоже ясно, мол, не смей трогать детей! Как тут не понять, у самого четверо ребятишек выросло, и так же они с бабкой тряслись над ними. Это такое счастье, а заботы ещё больше.

Соседи советовали разорить гнездо, всё одно их кошка слопает, но дед решил по другому. Он застегнул портфель на замок, и так у него всё ловко получилось: по краям дырочки, чтоб воробью пролезть, а кошке не достать. А потом чуть поканителился и сколотил себе новый почтовый ящик и приладил возле портфеля. А почтарке Нюрочке наказал, чтобы не беспокоила детсад.

Соседи подшучивали: «Ну ты, Герасим Осипович, что-то мудруешь. Сам же себе для сада и огорода принялся вредителей разводить. Мало они тебе вредят и шкодят?»

А он не обижается, знай, только посмеивается. Ещё говорит:

— Как вы не поймёте? Это же совсем другое дело. Обидеть маленьких ребятишек ума много не надо. Пусть они в начале подрастут, а потом уж и будем бороться, но уже на равных.

Кто из них прав не понятно. Ясно только одно, что всё на этом свете появляется не зря. Даже эти воришки, воробьи.

Ну, Михаилу Данилычу ещё простительно, он уже в годах и малограмотный, а вот Паше Телегину должно быть стыдно, он, как-никак, десятилетку закончил и ветеринарный техникум.

Дело было уже по снегу. Зовёт его Михаил Данилыч помочь заколоть бычка. Паша, как увидел «бычка», так и присвистнул.

— Это не бычок, а бычище. В нём веса не меньше полутонны!

И всё бы у них вышло ладом, если бы без затей. А тут этот Паша, змей, перемудрил. Говорит:

— Я на мясокомбинате сдавал колхозный скот и видел, как их там бьют без хлопот током. Давай и мы без хлопот: оглушим его током и горло перехватим ножом. Уж больно он огромный.

Михаил Данилович согласился, грамотный человек советует. Нашёл переноску, оголил концы проводов, вилку — в розетку и пошёл в загон. Бычок видит, что-то они затевают, и насторожился. Думает, лучше от них, сволочей, подальше, и пятится в угол.

— Боря, Боря! — Стал уговаривать его Михаил Данилович и пошёл к нему, а у самого в каждой руке по оголённому проводу. Переноска оказалась короткой и до бычка чуть-чуть не достаёт, где-то меньше полметра. Тогда он кричит Паше: — Ты подтолкни сзади Борю! Тут-то и не хватает маленько! Подпихни!

Тому бы вспомнить физику, а он и забыл про эту чёртову вольтову дугу и контакты, ну и подтолкнул Борю.

Пашу ка-ак шарахнет током! Он отлетел в одну сторону, бычок — в другую, попутно задел рогом Михаила Даниловича, тот и ноги задрал. Хорошо, что вилка выдернулась из розетки, а то бы ему тут и каюк. Паша и бычок оклемались. Михаил Данилович ещё лежит в больнице и на чём свет стоит материт учителей, что таких придурков, как Паша, плохо учили электричеству. Решил, как выпишут, — позовёт деда Макушева, пусть заколет бычка. Тот хоть и не кончал десятилетку и техникумов, зато умней Паши.

Шёл весенний призыв. В военкомате битком: призывники, медики, члены призывной комиссии. С этой Чечнёй, дедовщиной и альтернативной службой многие от армии, как говорят, «косят», и район не выполняет план по призывникам. Поэтому в крае ругаются, требуют развернуть воспитательную работу среди допризывников, усилить работу самой призывной комиссии.

Председатель комиссии Замятин, зам. главы администрации, как представитель власти отвечал за призыв. Человек он въедливый и мог «расколоть» любого, кто хитрит. Его боялись все, даже медики. Но сегодня он припоздал, у них в администрации ночью подломили гараж и угнали «Волгу». Милиция с ног сбилась. Наконец он появился, извинился за опоздание, и работа началась.

Районный психиатр Доронин подаёт ему личное дело призывника и говорит Замятину:

— Зверева мы бракуем. У него проблемы с головой. Закончил четыре класса и бросил школу. Свои поступки не контролирует.

— Зверев не пригоден к службе? — Удивился Замятин. — Я понимаю, когда бракуете этих заморышей, но это же здоровенный бугай! А как нам план по призыву выполнить, скажи медицина.

— У него чётко выраженная шизофрения. И слабоумие.

— А вот мы сейчас это слабоумие проверим. Зовите его сюда.

Входит призывник Зверев. Парень здоровый, под два метра вымахал, а работает в колхозе скотником. Замятин пристально на него посмотрел, и с ходу задаёт ему вопрос:

— Ну-ка скажи, Коля, что означает русская поговорка «В чужие сани не садись?»

И Коля тоже с ходу даёт ответ:

— Сядешь, а тебе будет плохо. Сани-то чужие.

Все так и ахнули, вот тебе и слабоумие! И как он кратко и логично сформулировал ответ! Замятин расплылся в улыбке. Посрамлённый психиатр Доронин даже съёжился от публичного позора, но попытался спасти честь медицины. Спрашивает:

— А как ты, Коля, до этого додумался?

— Чё тут думать? — Отвечает призывник Зверев. — Я зимой сел в сани нашего зав. фермой Астахова, и хотел прокатиться. Так он меня кнутищем ка-ак уе… (ударил!) Я эти сани до самой смерти не забуду. А вот в чужую машину садиться можно.

— Почему? — Насторожился Замятин.

— А потому, что там нет кнута. Не верите? Она работает на керосине и её не погоняют кнутом. — Обращается к Замятину: — Вот я вашу «Волгу» ночью угнал покататься, и ничего. Никто меня не бил. Она за мельницей сломалась, с сосной столкнулись.