Иван Булах - Деревенская околица. Рассказы о деревне

И вдруг новость! Едут артисты и не какие-нибудь, а звёзды эстрадного и циркового искусства. Были силачи, дрессированные собачки, обезьянка, гимнастки, но главное, что был гипнотизёр! Развесили афиши, все ждут, не дождутся вечера. Народу тогда в клуб набилось битком, и вот, наконец, началось представление. Музыка, блескучие костюмы и голоногие гимнастки. Балагур-конферансье шутейно читает доклад «О среднем удое свиноматок и воздействии их молока на крупнопористую резину». Умора.

Зал от хохота ходил ходуном. Всё хорошо. И бабёнка со своей обезьянкой, и гимнастки тоже, а, начиная с силача, всё пошло наперекосяк. И виной тому была наша Кудияриха. Да-да, она!

Выходит силач, конферансье давай перечислять его титулы: и какой он заслуженный, и какой трёхкратный чего-то чемпион. А он по пояс голый и гора-горой, но не жиром заплыл, а крепко сбитый, мышцы как жгуты, а мускулы на руках шарами перекатываются. Ходит, вихляется, и позы принимает. Мужичара упитанный, здоровый, страсть глядеть. Бабы глаза под лоб: «Ах, ах! Вот это мужик! Не-то что наши недомерки-обмылки».

Начал он гирями жонглировать, штангу подымать, худосочные гимнастки на нём пирамиду строят, а он их ещё и крутит-вертит. Зал аплодирует, потом он и говорит:

— У кого-нибудь из вас случайно с собой нет гвоздей на сто пятьдесят или на двести миллиметров?

Ага. Мы когда идём в клуб, то всегда случайно с собой берём здоровенные гвозди. Ты бы ещё у нас кувалду попросил.

— Раз нет, тогда у нас есть свои, — и показывает гвоздищи, — сейчас я вам сделаю сувенир, — и на глазах у изумлённых зрителей давай скручивать жгуты. Зал притих и стоит тишина.

— Может, есть желающие повторить? — И мускулами играет, они буграми, а брюшной пресс квадратиками берётся. Красавец.

Тут Кудияриха срывается с места, и что-то нашёптывает на ухо нашему кузнецу Прокопичу. Тот подымается и говорит:

— Давай-ка, дядя, я попробую. Хрен с ним, с ружьём.

— Прошу на сцену, — приглашает силач и суёт ему два здоровенных гвоздя, а тот, не будь дураком, говорит ему:

— Нет, дядя. Я лучше эти завитушки твои раскатаю.

И раскатал. Они, вишь, из алюминия были, гнутся, что твой пластилин. Прокопич их распрямил и показывает в зал. Ну, тут стёкла задребезжали от аплодисментов. Знай наших! Потом два гвоздя, что ему силач подсовывал, берёт и говорит:

— Теперь ты, дядя, сделай скрутку из этих гвоздей. Это тебе будет не хрен собачий. — (Он всегда сравнениями говорил).

Тот побледнел, тыр-пыр-нашатырь, а куда денешься? Еле-еле две скрутки сделал и взмок. А Прокопич взял да из них жгутик в колбаску и скрутил. Ещё и грозится одной рукой поднять все его гири и штангу, потому как они все были… пустотелые!

Зал ревёт, хохот стоит, Кудияриха визжит: «Что, взяли?!»

Силач чуть не плачет, повернулся, плюнул и унёс своё красивое тело. Бедняга был просто культуристом, а в силачи попал по ошибке, и везде этот номер сходил. Но чтоб его раскусили в глухой деревушке — это перебор.

Конферансье и тут нашёлся, обыграл это дело: вот, мол, где русская сила-матушка. Вот он, Илья Муромец!

Всем весело и как бы пошло соревнование, кто кого удивит, сплотилась деревня и попёрла на городских. Представляете?

Ладно. Выпускают они тогда свой козырь. Гипнотизёра. Выходит он. Весь в чёрном, глаза пронзительные, как у нечистой силы, ну вылитый сатана. У всех мороз по коже.

Сперва он долго буровил про гипноз, и какой он знаменитый гипнотизёр, что супротив него нет никого во всём свете. Как он выступал и усыплял залы, стадионы и города. В общем, нагнал жути, а потом предложил всем сцепить руки на затылке в замок и начал сеанс. Сам ходит, считает и балабонит:

— Вот у вас пальцы рук уже цепенеют, становятся твёрже железа, смыкаются, как в тисках,… два… и никакая сила их уже не сможет разъединить… четыре… вся ваша воля сконцентрирована на моём голосе и слышите только меня, а сознание подчинено моей воле… семь… во всём теле свинцовая тяжесть… восемь…

Делает в зал руками пассы, фыркает, как котяра, таращит свои буркалы. И так несколько минут, потом просит расцепить пальцы рук, а если у кого они не разъединяются, тому подняться на сцену. Все руки расцепили, вначале уставились друг на друга, потом на гипнотизёра. Тот сконфузился и бормочет:

— Вот всегда так… в зале у кого-то сильное биополе… Всё перебивает, так невозможно работать…

Тут Кудияриха и подъелдыкнула:

— Хорошему танцору завсегда (то, что в мошонке) мешает.

Зал зашёлся смехом, но тут на неё зашикали, и она примолкла. Но не надолго. Гипнотизёр ей сразу не понравился, главное, она углядела, что у него носки разные: один чёрный, другой зелёный. Она своим старушкам и толкует: «Гипнотизёр-то липовый!» Так оно и было, с ним это не впервой.

— Раз нет условий для работы, тогда я буду показывать вам фокусы, — говорит гипнотизёр, хлопает в ладоши, и ему несут столик, а на нём всякая канитель. Давай он ленты из шляпы тащить, изо рта шарики доставать, карты прямо из воздуха брать.

Зрители аплодировать, а у Кудиярихи, как зуд, у неё в крови разоблачать мошенников и очковтирателей. Только она перепутала, что это не правление колхоза или собрание, а концерт.

— Да у него, — кричит она на весь зал, — загодя эти ленты в шляпу упрятаны, а карты он из рукава достаёт.

По залу смешок, фокусы старые, зато она их потешно комментирует и разоблачает. От этого фокусник стал нервничать и как конь дёргать головой. Везде номер шёл «на ура», тут прокол.

— Смотрите, сейчас я на ваших глазах из этих чистых листов буду делать настоящие деньги, — говорит, а сам вставляет чистые листы бумаги в машинку, наподобие арифмометра, и крутит ручку. С одной стороны вкладывает чистые листы бумаги, а из щели напротив лезут рубли, десятки и даже крупные купюры. Зал аплодирует, а Кудияриха всему залу объясняет:

— Машинка загодя заряжена деньгами. Пущай даст нам поглядеть… а-а-а, не даёт! Вот вам и весь фокус!

Администратор шёпотом из-за кулис умоляет:

— Мамаша! Вы же срываете концерт. Безобразие! Уймитесь!

— Пусть людям голову не морочит, — огрызается Кудияриха.

Она и впрямь забыла, что это не собрание, и кроет правду-матку. Опять смех. Фокусника она до того зашугала, что тот боязливо косился в угол первого ряда, где сидела она и её «штаб».

— Для следующего фокуса мне понадобятся часы. Дайте на время кто-нибудь свои часы. Прошу вас, не беспокойтесь…

Бригадир Коля Сироткин сжалился и подаёт свои, на браслетке. Фокусник побалагурил, малость покуражился над Колей, мол, не жалко часов? «Ну, как хотите!», и кладёт их в ступку. Берёт пестик и давай долбить со всего маха, аж хруст стоит. Зал затих, Коля Сироткин прикусил губу, но молчит. Ждёт, что будет.

Натешившись над часами и Колей, фокусник высыпал на стол то, что осталось от часов: пружинки, колесики, стёклышки и искорёженную браслетку. Все так и ахнули, а артист спустился в зал, подходит к Коле и ловко из его уха достаёт часики. Целые и невредимые. Даже на браслетке.