Иван Булах - Деревенская околица. Рассказы о деревне

И дорожка расчищена от снега, значит, живут люди. Толкнула калитку, зовёт хозяев — молчок, даже собака не лает. Она давай в дверь стучать, потом в окна — молчок. Что делать? Видит — в снегу прочищена дорожка к бане, и как дымок из трубы тянет, на светлом небе полоска виднеется. Делать нечего, пошла туда, шумит: «Есть кто?» Опять молчок. Что за деревня такая, думает.

А мороз уже до костей пробрал, ноги закоченели. Она потянула дверь, та открылась, и её обдало теплом из предбанника. Слава Богу, думает, хоть отогреюсь! Зашла, ещё пошумела — молчок. Нащупала в темноте дверь в парилку, открыла, там темень и тишина. Ладно, думает, малость обогреюсь, а потом буду решать, что делать. А самой боязно, люди говорят в бане в полночь черти орудуют. Но выбирать не приходилось. Примостилась на лавочке на каком-то тряпье, посидела маленько, отогрелась, и так её после мороза сморило, что незаметно уснула, как убитая.

Утром проснулась и не поймёт, где находится. Кое-как припомнила, смотрит в оконце, а там вовсю светает. Вот и славно, думает, можно уже идти на этот чёртов свороток, утром на станцию за грузом много машин идёт. Обязательно подвезут.

Выходит и видит — ей навстречу идёт какой-то бородатый мужик. Увидел её и прямо остолбенел. Спрашивает:

— Ты откуда такая красивая и смелая нарисовалась?

— Из бани, — говорит, — никто не пустил ночевать, вот мне и пришлось спать в бане.

Бородатый мужик покачал головой и говорит:

— Однако, ты смелая, если упокойника не забоялась.

— Какого ещё «упокойника»?

Мужик ей тогда и растолковал:

— В этой хате жил дед Прокопий, и вот уже дён шесть, как он помер. Свет горит, все думют, что живой, а когда хватились, он в нетопленой хате замёрз. Сообщили в сельсовет, те — в милицию. Попросили меня, чтоб истопил баню и его оттаял, они сейчас за ним приедут. В больнице будут делать какое-то «вскрытие».

Как услышала Клава про покойника, так про себя с перепугу и подумала: «Так вот ты какой, цветочек аленькáй!» Да как хватит к дороге, не помнит, как очутилась на своротке к станции. Это уже потом, в институте, на практике в морге всех удивила. Преподаватели и студенты по привычке за нашатырь, чтоб с ней отваживаться, а тут такое началось, что все просто обалдели.

Она хватает скальпель, и пошла пластать вдоль и поперёк, потом давай копаться в кишках. Никто в толк не возьмёт, что с ней случилось, откуда такая медицинская храбрость образовалась? Только комсорг, Вася Капустин догадывался, что это на неё так подействовал Устав ВЛКСМ. А она знай себе помалкивает, думает, — поспали бы в бане с покойником, а заодно с чертями, сразу бы осмелели, или окочурились со страху.

Хорошим врачём была наша Клавдия Петровна, только забрали её от нас в город. Это завсегда так, как только в деревне появится стоящий человек, так его сразу переманят в город, а то и в саму первопрестольную. Долго потом вся деревня горевала.

Василий Егорович Горбатов обыкновенный слесарь сантехник, а работает он в грязелечебнице санатория (а вот какого, говорить не будем, так как эта история могла случиться в любом). Но хотя мы и сказали, что он «обыкновенный слесарь сантехник», но это не совсем так. Он очень уважаемый человек, и в день зарплаты весь медперсонал спрашивал друг друга: «А получил ли зарплату Василий Егорович?» И если он её получил, то и они смело идут в кассу. А всё потому, что в этом санатории недавно произошёл забавный и поучительный случай.

***

Василий Егорович русский, а родился и вырос в Прибалтике и с детства привык к дисциплине. Хотя и не имел высокого образования, но зато свою работу знал, главное, любил и уважал. И график работы установил себе сам. В санатории появлялся ровно в 7,30. Свежий, выбритый, всегда в чистой спецовке на лямочках. Просматривал журнал, и если были записи о неисправности с сантехникой, всё ладил живой рукой. К началу работы грязелечебницы у него все процедурные кабинеты были в исправности.

Когда его приняли на работу, то он первым делом сделал ревизию своему водному хозяйству, потом принёс главврачу список того, что надо менять срочно, а что может повременить. Ещё составил перечень того, что надо приобрести. Главврач говорит:

— Василий Егорович! Уважаемый! Вы у нас человек новый, из Прибалтики, а потому не знаете, что мы организация бюджетная. Где же мы сейчас для вас столько денег найдём? Вот вы в заявке пишите: «… 80 кранов, 160 „сгонов“, 50 „тройников“, газосварочный аппарат, и ещё пять тонн труб разного диаметра». Это уж слишком. Кой-какие запасы у нас есть, ими пока и обходитесь. Работал же до вас сантехник, и ничего, как-то жили.

— Поймите, вся система отопления и водоснабжения старая, проржавела и течёт. Всё на заплатках, «бондажах», а это аварийное состояние. Поверьте, как специалисту, что без капитального ремонта будет сложно поддерживать рабочее состояние.

— Ещё раз извините, но до вас сантехник помаленьку ремонтировал, и мы как-то жили. Вам всё подай сразу. Ну, нет денег.

— Я хочу, — говорит Василий Егорович, — чтобы мы жили не «как-то», а хорошо. Ладно, если нет денег, я буду делать капитальный ремонт из того, что есть. Только дайте мне в подсобники одного рабочего и постарайтесь помогать. Это же не мне надо, а санаторию. И согласитесь — без аварий вам спокойнее работать.

Главврач согласился, что сантехник рассуждает здраво. А если ещё сделает бесплатно ремонт, это здорово. Надо помогать.

И Василий Егорович тихой сапой стал приводить в порядок своё водяное хозяйство. Работал с темна до темна, прихватывал выходные, сам и за слесаря-сантехника и за сварщика. Раздобыл у друзей автоген и только шум стоит. Перебрал и отремонтировал все старые вентили, краны, задвижки. Кое-где вообще заменил проржавленные батареи отопления и трубы, которые постоянно текли. Но главное, — так спланировал работу, что не нарушался графика процедур больных. При этом он не ныл и не стонал, всё делал молча и не жаловался. Тут и главврач стал всерьёз помогать.

Через полгода вся система уже работала исправно, и медсёстры не могли нарадоваться. Если где-то и случалась поломка, то он мигом всё исправлял, а потом ещё несколько раз придёт, проверит, всё ли в порядке. Над плитой в кухне установил кран, и стоило только его повернуть, — вот тебе и холодная вода, не надо её вёдрами нянчить. А ещё к посудомойке подвёл горячую воду.

Шеф-повар, Ольга Тихоновна за это ему испекла пирог. Он смутился, говорил, что так бы поступил каждый сантехник, это его работа, ему за это платят зарплату. Но пирог всё же взял.

Вроде всё хорошо, но беда пришла с той стороны, откуда он и не ждал. Беда не с сантехникой, а его зарплатой. И вот почему.