Иван Булах - Деревенская околица. Рассказы о деревне

— Сейчас, пьяные хари, слушайте меня внимательно. Я могу вас лишить права управления автотранспортом на год, а кое-кого даже больше. Но могу вернуть права завтра же вечером, причём, без всяких последствий. Только одно условие — вы все должны закодироваться от пьянки. Даже ты, уважаемый прораб Прохор Степанович, так как втравили водителей в эту позорную историю с эротикой. Я лично видел, как ты сам оплачивал водку.

Что нам делать? Но дядя Вася Иволгин, хотя и был всего лишь шофёром, но сообразил, что к чему. Он, как районный депутат, сообразил о своей депутатской неприкосновенности, потому потребовал у майора Федяева, чтобы он этот эротический рейс засекретил. Даже всё политически и грамотно обосновал. Говорит: «Это может скомпрометировать в районе советскую власть!» Федяев дал слово офицера хранить тайну, но при одном условии, — мы все должны дать слово, что закодируемся.

Мы думаем, он шутит, день отоспались, а на другой день в гараже нам никому путёвки не дают. Нашу гопкомпанию сажают в автобус и в город кодироваться. Но до этого было ещё далеко, так как с нами поехал следователь прокуратуры товарищ Скворцов. Всю дорогу мы гадали — ведь зачем-то он с нами увязался? И только в городе поняли, что поехал он с нами неспроста, так как он вдруг стал командовать водителю, куда тому рулить.

Привозит он нас к какому-то серому и неприглядному зданию с обшарпанной вывеской. Высаживает и ведёт, только не к парадному подъезду, а к двери в подвал. Куда и зачем он нас привёз, мы поняли, когда уже спустились. Причём, он вначале сам спустился в подвал, а через время зовёт нас. Мы спустились и ахнули. Там в два ряда стоят топчаны, а на них лежат жмурики, укрытые простынями, только голые ноги торчат, а на них номерки болтаются. Это морг! Видим работника морга в замызганном халате и белой шапочке. Уточняет он у следователя Скворцова:

— И кто будут эти товарищи по профессии?

— Они все работают шоферами. Баранку крутят и водку жрут.

— Тогда им будет полезно посмотреть, к нам ихнего брата каждый день десятками привозят, и у всех алкогольное опьянение. Разрежешь ему брюхо, а там иногда этого пойла набирается полный литровый ковш. Ужас, что творится.

— Доктор, — уточняет следователь товарищ Скворцов, — они бы могли поприсутствовать при вскрытии хоть одного алкаша? Желательно свеженького, а то это зрелище не все выдержат.

— Да ради бога. Я сейчас жду студентов с мединститута, и как раз парочку хорошеньких трупиков припас. Одевайте халаты.

Пока доктор со следователем так разговаривали, у нас мурашки по коже забегали и волос дыбом. Митяй Косухин позеленел и глаза под лоб закатил. Зато Костя Дьяченко наоборот, помучнел лицом и жалобно просит вывести на улицу — ему дурно. Да и другим воздуху не хватает. Но опять выручил дядя Вася Иволгин, оно и понятно — фронтовик, сам трупами фашистов делал. К тому же депутат райсовета. Вот он и решил дело. Говорит:

— Послушайте, господа хорошие. А вам не кажется, что вы с этим подвалом и жмуриками перестарались? Мы что, похожи на малых детей, чтобы вы нас пугали и так жути нагоняли. Пошли братва, а ты, господин Скворцов, оставайся тут со жмуриками, может тебе доктор самому вскрытие сделает. И домой добирайся сам, как хочешь. Понял? А теперь валим, ребята.

Горохом сыпанули из этого подвала, и скорей кодироваться.

Это сейчас десятки эффективных методик лечения от алкоголизма, а тогда кодировка была делом новым, а методы лечения какие-то диковатые. Заводят нас в эту хитрую контору, а там нашего брата выпивох, битком. Посмотрел я на это сборище и ахнул. Все испитые, неряшливые, в придачу ото всех прёт сивухой и табачищем. Неужели и мы такие же уроды? Стали отдельным табунком и балагурим, а нас по одному дёргают к докторам.

Подходит моя очередь, захожу. Мне доктор попался молодой, весёлый. Разговорились. Он даже показывает на дверь туалета, советует облегчиться, а я смеюсь и балдею: «Я же деревенский, выдюжу!» Тогда он мне в каждое ухо по игле вставил, ещё к ногам их присобачил, а я хоть и деревенский пенёк, а балагурю. Всё же исторический момент, пьяную жизнь меняю на трезвую!

— Теперь ты мне ещё одну иглу в нос проткни, и я буду как индеец, — и заверещал как Чингачгук: «У-лю-лю!»

Он тоже смеётся.

— Сейчас тебе будет «У-лю-лю!», — а сам подключил к иглам зажимы электродов, а их к какой-то хитрой машинке, как динамо у машины, что даёт электроподзарядку. Включился экран, как в кино. Вижу стакан, в него из бутылки водка булькает, а гнусный голос за кадром: «Пей, пей — мало не покажется…». Как он крутанул ручку, а меня ка-ак ахнуло! Святые угодники! Язык вместе с зубами и слюнями изо рта выскочил, глаза из орбит лезут.

— Ну, как? — спрашивает, — ничего «У-лю-лю?»

А что тут скажешь? Надо бы на попятную, а я подумал, что лечение уже закончено, поэтому вытер слюни, слёзы и говорю:

— Ничего. Терпимо. У нас, шоферов, по пьяни перегрузки бывают покруче. Премного благодарен вам за эту медицинскую услугу. — А сам думаю, хорошо что так легко отделался, я то ожидал, что эта процедура будет долгой. Только я зря радовался.

Он пожал плечами, а сам бормочет: «Ещё и шутит. Что ж, надо добавить». Потыкал пальцем кнопки: на экране опять бутылка, стакан и булькает водка, и тот же противный, ржавый голос: «Пей, пей — взвоешь от боли…». Он снова крутанул рукоятку, и от разряда даже сам подпрыгнул. А меня так шандарахнуло, что искры из глаз, сопли пузырём и даже телом сомлел.

— Всё! — кричу, — хватит! Кончай свою хирургию! Из ума выстёгивает. Это уже получается не лечение, а какой-то Бухенвальд и гестапо с эсесовцами.

А он, змей подколодный, ещё и умничает:

— Нет, если вы ещё не осознали или не уверены в себе, что вылечились, то давайте ещё раз закрепим электрошоком этот рефлекс отвращения к водке. Могу ещё пару раз крутануть, только резиновую перчатку одену, а то уже рука не дюжит.

— Осознал, — ору что есть мочи, — уверен, что на неё проклятую и смотреть не буду! Убирай свои иголки.

А как тут не осознаешь, когда чую, что погорячился насчёт туалета, у меня в штанах сырость и пареной репой несёт…

Вот и всё кодирование. И с другими ребятами было тоже не лучше. Вот с тех пор у нас в гараже перестали пить… целый месяц. Ненаглядные жёны радовались. Мне супруга даже галстук купила, а к концу года обещала кожаный пиджак. Жена Митяя Косухина, который чуть не утонул, даже ходила в церковь и поставила свечку во здравие. Только один Барабаш Прохор Степанович стал водку употреблять уже через неделю. Говорит, что у него работа нервная, потому снабженцу без неё никак нельзя.

А вот сторож, дед Ерохин, на старости лет сам бросил пить, без всякого кодирования, говорят, на нервной почве. Он всем доказывал, что ночью в полнолунье голые мертвецы привозят доски на гробы для пьяных сторожей, только ему никто не верит.