Бенджамин Вуд - Станция на пути туда, где лучше

Кью-Си на заднем сиденье фыркнул.

– И вот что еще, – продолжал я, – ты же здесь работаешь, так почему нам по твоему пропуску не пройти?

– Потому что.

– Почему – потому что?

Кью-Си удивленно добавил:

– Фрэн, дружище, это же бред! Объясни ему, в чем дело, ради всего святого! Тебе же спокойней будет.

Отец не убирал руку с ручника.

– Ты нам здорово помог, дядюшка Барнаби. Очень признателен.

– Думаю, хватит с тебя на сегодня помощи. – Кью-Си хмыкнул. – Ты уж не взыщи, но в ближайшее время я ради тебя палец о палец не ударю. Мы с тобой квиты.

Отец не спускал глаз с будки охранника.

– Что он там так долго?

– Хер его знает, – отозвался Кью-Си.

– Следи за речью.

– Прости.

– Ты мне так и не сказал почему. – Я подался вперед, чтобы привлечь к себе внимание. – Папа!

– Что “почему”?

– Пропуск, – подсказал Кью-Си. – Это раз.

Отец гневно сверкнул глазами – должно быть, поймал в зеркале усмешку Кью-Си.

– Тебе, я вижу, смешно?

– Может быть. Да. Самую малость. Ха-ха-ха!

Добившись наконец объяснения, я был разочарован.

– Карточка моя, если ты и вправду хочешь знать, сейчас не работает, – сказал отец. – Вот почему.

– Как – не работает?

– Я… не работает, и все тут.

– Почему?

– Вот что, Дэн, если это допрос, так и скажи. Доконал ты меня своими “почему”. – Он откинул с глаз челку. – Честно говоря, никакого криминала тут не вижу. Это как в тот раз на каникулах, когда нам не давали в прокате машину. Помнишь, как мы всюду автобусом ездили, потому что у мамы права были просрочены? Кажется, в Португалии.

– Нет.

– Да ты еще маленький был. Но и сейчас похожая история – пропуск у меня просрочен, и я понял это только вчера. А новый получать – та еще канитель. И Кью-Си нас проведет по своей карточке, так проще. Иначе пришлось бы отложить поездку.

– Но так нельзя, – возмутился я. – Это нечестно.

Сзади снова донесся смешок Кью-Си.

– Не трусь. Я же здесь работаю – забыл? – напомнил отец. – Мы же не взломщики, просто слегка нарушаем правила.

Между тем шлагбаум перед нами так и не поднялся, а охранник слишком долго сверялся со списком имен. В глубине души я надеялся, что он звонит моей маме. При мысли о том, как она места себе не находит, меня будто жгло огнем. Под коленками было мокро от пота.

Отец невозмутимо сидел рядом, разглядывая больную руку, поглаживая сбитые костяшки. Грудь его, стиснутая ремнем безопасности, вздымалась и опадала. Он засвистел мотив из “Трибуны”.

– Тише, – осадил его Кью-Си. – Довести меня хочешь?

Ожидание казалось вечностью.

Я подал голос:

– Папа, думаю, не стоит больше ждать.

Отец обжег меня сердитым взглядом.

– Что?

– Поехали домой, и все. Не пускают, и ладно. Мне, если честно, все равно. – Может быть, если бы я на этом остановился, он бы прислушался, повернул назад. – Говорила мне мама, этим может кончиться, так что ничего. Честное слово. Я даже не расстроился ни капельки.

Кью-Си застонал.

Отец будто не слышал. Прикрыл глаза, снова открыл. На автостоянке все точно замерло. Отец облизнул губы. Внизу под нами дрожал мотор.

– А у меня только что было дежавю, – наконец вымолвил отец. – С тобой бывает?

– Нет, да и не верю я в них, – отозвался Кью-Си.

– Я не к тебе обращаюсь, приятель. – Голос у отца дрогнул. – Может, это и не дежавю, просто давно знакомое чувство меня посетило. Вспомнился мне один парень, Том Паско, на ферме у нас работал.

– Ты уж не обижайся, Фрэн, не понимаю, к чему ты это рассказываешь.

– Сделай одолжение, заткнись. Дай с сыном поговорить. – Отец продолжал, не глядя на меня: – Паско у нас батрачил, когда я был мальчишкой, – странноватый, родом из Ньюкасла. Пошли слухи, будто он двух ягнят на чьем-то лугу изувечил, но лично я в эти россказни никогда не верил.

– То есть как изувечил?

– Покалечил, ранил.

– А-а.

– Доказательств, учти, не было никаких, но на него свалили вину оттого лишь, что рылом не вышел. В детстве он побывал в борстале – так назывались исправительные дома для малолеток, твоих сверстников, – и когда эта история всплыла, ему перестали доверять. Я его, пожалуй, недолюбливал. Злющий он был, зато на ферме вкалывал как проклятый, особенно когда подходило время стрижки, и для моего отца он был как свет в оконце.

Отец умолк, облизнулся. Теперь я понимаю, это была единственная правдивая история за всю нашу поездку, и в тот миг он боролся с собой, чтобы не приврать.

– И вот в чем дело, – продолжал он, – такие обвинения бросают на человека тень. Все уверились, будто Паско виноват, – так и вышло, на него пала тень. А заодно и на отца, ведь Паско у нас работал. В тот год мы понесли большие убытки. А в таком случае надо что-то делать, ведь так? Надо решать, нельзя тянуть кота за хвост, и отец выгнал Паско. Вряд ли у него был выбор. Заплатил ему вперед за несколько месяцев, пристроил его на молочную ферму – кажется, где-то в Девоне, не помню точно. Но вот что я тебе скажу: никогда больше я не видел, чтобы мой старик так сокрушался. Скажем, когда я из дома уезжал, он ни слезинки не проронил, зато когда ушел Том Паско, несколько недель кряду убивался. – Отец, крепче стиснув руль, повернулся ко мне.

Я знал, он ждет от меня вопроса, что сталось с Паско, – и спросил.

– Не иначе как застрелился, – подал голос сзади Кью-Си.

– Почти угадал… Оказалось, ягнят покалечил не он, а двое ребят с другой фермы баловались с арбалетом, стреляли от нечего делать. Заказали его по каталогу, представьте себе. И вздумалось им еще разок пострелять – тут-то они и попались. Пара идиотов. И мой отец, как узнал, сразу же позвонил приятелю на молочную ферму, хотел вернуть Паско, да поздно. Поезд ушел. Паско в тюрьме – вот так-то! Загремел на восемь лет. Ограбил почту через месяц после того, как ушел от нас, а нам никто и слова не сказал. Отец все никак в себя не мог прийти. От облегчения, черт подери! Вот что он думал: “Уф, легко отделались, а? Он был с самого начала с гнильцой, этот Паско. Скатертью дорожка!” Но я и тогда был не согласен, и до сих пор не согласен.

Сзади нас пристроилась другая машина, тоже ждала с включенным мотором.

– Видно, правда туда ему и дорога, – сказал Кью-Си.

Отец повернулся к нему.

– Где он там список свой проверяет – на Аляске?

Я все раздумывал над его рассказом.

– Но погоди, я не понял. Ведь Паско был плохой человек. Ягнят не трогал, зато почту ограбил – значит, плохой.

– Дэн, сынок, и ты туда же?! Я-то думал, у тебя здравого смысла побольше.

– Но тут и думать не о чем, – возразил я.

– Что ж, я так не считаю. Тут как посмотреть. – Он стиснул разбитые пальцы. – Можно сказать, что он был с самого начала с гнильцой, а можно винить обстоятельства, так? Вот что я думаю. Папаша мой его подставил. По-крупному.