В Коско - Войной опалённая память

Как был в комбинезоне, стоптанных сапогах, ушел из дома и больше мы его не видели. Потом нам рассказывали, что отец просил взять с собой семью, ему не разрешили. Враг наседал, машиной отец увозил руководство, документы и имущество Гресского района и Селецкого сельсовета. Ожидался взрыв моста через реку Птичь у деревни Поречье, чтобы преградить путь наступлению врага. Тогда он окинул грустным взглядом свои родные места, сел за руль и поехал защищать Родину. Так и не узнал он, какие испы¬тания выпадут на его дружную многодетную семью. А мы, оставшиеся в живых дети и наша мать, вдова, о нем многое узнали, но это было намного позже.

После войны, когда мама хлопотала о пенсии для моей младшей сестры, то факт мобилизации отца и участие его на фронте подтверждали разные высокопоставленные лица из районного начальства. С ним тогда отбыли и председатель сельсовета И. И. Коско, секретарь И. З. Гуринович. Гуринович рассказывал, что оказались они на территории России, руководство района и сельсовета влилось в состав Красной Армии, а отца с машиной взяла воинская часть. Подвозил он к фронту снаряды, продукты. Встречал односельчан на фронте, горевали, как там семьи, в листовках тогда извещалось о зверствах фашистов, чинимых на окку¬пированной ими территории.

Накануне трагического для отца дня у него была встреча с односельчанином. Отец выполнял рейсы для штаба, сидел за рулем в ожидании дальнейших распоряже¬ний, как вдруг, проходя мимо, заметил его, еще до войны выехавший из деревни Арсен Афанасьевич Курьянович, работал он где-то учителем и был признан в армию в 1940 году. Радости не было конца. Папа рассказал Арсену о положении в деревне в начале войны, о его родителях и семье. Назначили встречу на следующий день утром, а ночью фашисты прорвали оборону, начали обстрел дороги Смоленск — Москва, по которой двигались автоколонны, снаряд попал прямо в кабину машины и 3 октября 1941 года отец наш погиб на ст. Конютино Смоленской области.

Арсен Курьянович прошел весь путь войны. Приезжал в деревню к родным и рассказывал нам, что встречал нашего отца, сожалел о случившемся. Он служил в контрразведке и намерен был взять отца к себе.

О гибели нашего отца мы гоже узнали из рассказов его однополчанина. Они служили с одного района в части и договорились, что если кто останется жив, то сообщит о другом, обменялись адресами. Ведь тогда письма не ходили, а списки убитых могли также затеряться.

Вот так по крупицам от людей узнали мы о жизни нашего отца на фронте, его гибели. Прожил он свою недолгую жизнь, всего лишь 39 лет, был неутомимым тружеником и отдал свою жизнь за свободу своей Родины, за нашу счастливую жизнь.

Семья наша из семи человек оставалась на оккупиарованной территории. Жили в постоянной тревоге. Недалеко, всего лишь за 10 километров стоял карательный отряд в деревне Щитковичи, и часто наведывался в нашу деревню. Тогда все замирало, ждали, кого же уведут сегодня…

Не получая известий об отце и брате Михаиле, мы еще больше боялись за Петра. В деревне Обчее организовали полицейский участок, волость и вызывали молодых парней, угрожая, заставляли идти служить к ним.

Петра пока не трогали, он значился у них в черных списках.

23 декабря 1941 года поздно вечером он пришел со сходки в здании правления колхоза и сказал, что нагрянули немцы и по списку вызвали Ананаса Курьяновича. Брата его Исаака привели под конвоем из дома, а также сыновей его Петра, Степана и еще Иосифа Строма — он служил в Слуцке в милиции. Все были активистами Советской власти, их начали жестоко допрашивать. Помогал фашистам начальник полиции, предатель Родины Степан Илясов.

С. И. Курьянович.

Остальные присутствовавшим на сей раз дали палок и разогнали. А наутро жители увидели двор правления колхоза, где мой отец был председателем, залитый кровью, все были убиты. Жена Ананаса ползком пробралась к забору и видела, как фашисты и их приспешники раздетых до белья активистов, со связанными сзади руками выводили и расстреливали по одному. Говорили, что их кто-то выследил, когда они прятали оружие, и предал.

Проходила тревожная и голодная зима 1941 года. Ждали, что будет весной. В начале войны мы еще имели кое-какие сведения о положении на фронте благодаря трактористу Владимиру Рухлевичу. Он сделал на колхозном дворе, где были расположены конюшни, радио — укрепил большой жест, натянул провода и мы, жители деревни, получали сведения о положении на фронте и передавали другим надежным семьям. Вести были не радостные, но мы знали, что армия наша борется, советская власть существует. Мы не на день не теряли надежды, что победа будет за нами.

В то время сильными механиками по сельсовету считались мой отец, Рухлевич, да еще Николай Далидович в деревне Блащитник, оказавший партизанским отрядам совместно с сыновьями-подростками огромную помощь по сбору и ремонту оружия, техники. Мастерили даже взрывные устройства для проведения рельсовой войны в своей полуподвальной мастерской. Но это было позже. Не думали мы тогда, что многие за это поплатятся своей жизнью.

Казнили не только за симпатии и поддержку советской власти, но даже неосторожное слово и радостная весточка с фронта оборачивались гибелью ни в чем не повинных людей. А поднимать дух и патриотизм народа было крайне необходимо.

Помню, через деревню проходили командиры отступающих частей, сели подкрепиться. Возле них сразу собрался народ и они провели беседу с населением. Говорили, что отступление наших частей — это временно, еще Россию никто не побеждал и не победит, что Наполеон дошел до Москвы, да потом позорно бежал. Война эта трудная, с сильным врагом и необходимо, чтобы все помогали оставшимся в тылу бойцам. Несколько человек осталось и в нашей деревне. Их называли «приписниками».

Новые власти оккупантов весной 1942 года стали разгонять колхозы, делили землю, скот, семена и все общественное имущество. Нам выделили корову, которая не стояла на ногах. И мама каждое утро звала соседей, чтобы поднимали ее. Солтыс А. Д. Боровик сказал, что мы должны ее выходить и откормить, потом ее заберут на мясо. Так и вышло. Когда корова поправилась, ее забрали на мясо.

Мама взяла надел земли, ведь надо было кормить семью, а лошади нет. Вот и ждали пока засеют прихвостни новых властей: у некоторых из них оказалось и по две лошади. Но с горем пополам землю засеяли, вроде бы гихо стало.

Появились первые признаки организации партизан¬ского движения. Это подтвердилось реальным фактом. Весной 1942 года житель деревни Медяное Клишевич чуть свет (в 4 часа утра) прошел по деревне Обчее. Всех заинтересовало, с чего бы в такую рань он задумал заявиться здесь. А когда к обеду по деревне проехал карательный отряд, все всполошились. Каратели зря не ездят. Потом полицаи хвастались, что разгромили группу десанта.