В Коско - Войной опалённая память

Оказалось, Клишевич выследил высадившуюся группу десанта, переправленную через фронт, и за обещанную награду сообщил полицаям, а те — карателям.

Было так, когда каратели подобрались к тому месту, то часовой сидел на пеньке и дремал от усталости. Фашисты ползком приближались к нашим бойцам, застрелили беспечного часового. Партизаны услышали выстрел и стали отстреливаться. Все организованно отступили вглубь болота, но оставили рацию, одежду на просушивании и провиант. Участвовавший в этом налете местный полицаи Костик Сивец затем лихо рассказывал односельчанам про удавшуюся операцию, особо подчеркивая, что осталось от дежурного бойца. Не знал тогда предатель, что ждет его в будущем кара законная, а сейчас люди с презрением и ненавистью отворачивались от его подвигов.

Стали появляться Группы вооруженных людей. Уничтожили еще одного предателя в деревнеМедяное Константина Забело. Это был паренек лет 18, ноуже успел отличиться в действиях против своих односельчан и угодить карателям. Бойцы и подпольщики сделали нападение на дом старосты Писарика, но тот успел скрыться в картофельном огороде.

Земля под предателями стала трястись, им было опасно оставлять Селицких активистов и подпольщиков на свободе, а те ждали удобного момента уйти в партизаны, но связывали семьи.

Фашистские каратели окружили нашу местность многочисленными гарнизонами и еще свободно разгуливали по нвшим селам и деревням. У всех мужиков, готовых взяться за оружие, малые дети, старики-родители, их ждет неминуемая гибель от руки врага. Пламя ненависти и презрения к новым оккупационным порядкам и их холуям сплачивало простых крестьян наших деревень, мужчин и женщин, стариков и молодежь. Нужны были вожаки, бойцы-командиры. И, считай, неделю — две не дожили до поворотного момента наши селецкие активисты и подпольщики. Немецкие холуи решили, что с ними пора кончать, или народный гнев сметет предателей с лица земли, а пока перевес на стороне захватчиков и они его использовали.

Старостой Н. М. Писариком были составлены списки неблагонадежных людей и переданы в карательный отряд деревни Щитковичи. Не помню, которого числа, но знаю, что это была середина июня, чуть свет явился карательный отряд, возле каждого дома выставили часовых солдат с закатанными рукавами, свастикой на мундирах, и оружием наперевес.

Затаив дыхание, в щель через окно все следили за улицей. Гибель нашей семьи казалось нам неизбежной. К тому же брат Петр лежал больной воспалением легких. Смотрим, повели двоюродного брата отца и нашего дядю, Леона Петровича Курьяновича, потом его брата Александра, взяли Ольгу Боровик.

Как-то еще раньше был в деревне трагический случай. На квартиру к Леону и Гавриле Боровикам зашли два товарища и попросились на ночлег, что было обычным в то время. Они были не местные, их никто не знал, пришли из леса по заданию. Но полиция их выследила. Утром солтыс А. Боровик нагрянул с немцами, вывели одного из пришедших людей из хаты и на пороге расстреляли, полицаи вынесли его тело за ворота, а к вечеру заставили моего брата Петра и тракториста В. Рухлевича похоронить его около деревни в лесу.

Второго товарища от Гаврилы Боровика повели в деревню Селецк и в избе Воротницкого учинили допрос. Подвергали жестоким пыткам, загоняли иглы под ногти, дверью защемляли руки. Хозяев из дома выгнали, чтобы не видели страшных пыток. Замучили его и тайно ночью похоронили, чтобы и места никто не узнал.

Уже спустя несколько месяцев, когда наш сельсове стал партизанской зоной, в деревне расположился на отдых отряд в нашей избе стояли две женщины, одна говорила что это одним из убитых был ее брат, прокурор Гресского района им было дано задание уничтожить старосту, который словно гад ползучий, всегда успевал спрятаться.

Мы знали, что за нашим братом Петром ведется слежка Ему и Басаковичу в зиму 1941 года давали самую большую норму заготовки дров. Наша семья голодала, Басаковичи тоже и они, голодные, весь день пилили дрова, а полицаи прятались и подслушивали, о чем говорят парни. Расправляться фашисты не спешили, им нужна была рабочая сила, иначе бы они замерзали без топлива.

Дальнейшие события подтвердили коварные замыслы фашистских ставленников. Семью Басаковича — жену и троих детей — они уничтожили. Мстить захватчикам можно было только партизанской борьбой. В партизанах наши лесорубы вскоре и оказались.

Но я остановилась на приходе в нашу деревню в июне 1942 года отряда карателей, вызванных старостой для списочного уничтожения. В тот день еще взяли Апанаса Строма — работал секретарем Гольчицкого сельсовета, Гаврилу Прановича — служил после армии милиционером, Савву Прановича — бывшего председателя колхоза, и повели на расстрел. Деревню огласил невероятный вопль, кричали матери, жены, дети. Жены с узелками побежали следом, но свидеться им не пришлось: до обеда всех задержанных расстреляли. Обреченные договорились, когда поведут на расстрел, разбегаться в разные стороны, но немцы удвоили конвой. Одному Савве удалось добежать до мельницы, а Левону через дорогу в поле. Спасение вот так было близко, но фашистов было много и их догнали.

Убили в те дни и Моисея Прановича. К нему ночью пришли партизаны, чтобы он показал дом старосты. Он и повел. Староста сбежал, а его семья видела Моисея. На второй день его забрали, били, отливали водой и опять истязали. Говорят, избили так, что тело тряслось словно кисельное, замучили звери Моисея Прановича, а с ним еще девушку 18 лет. Ее отец, пастух, принес домой платье. Оно было похоже на платье сестры старосты, они на вечеринке узнали, арестовали девушку, пытали и расстреляли.

Бывший учитель, а ныне староста Николай Писарик, не пожалел молодости своей ученицы, допрашивал с пристрастием и загубил молодую жизнь за один лишь сарафан из награбленных у своих же людей шмоток. Гибли люди, озлобленные волки свирепствовали.

Эти Селецкие полицаи свили себе гнездо в деревне Обчее, все население дрожало, проходя мимо их участка, расположенного в здании бывшего сельсовета. Здесь проходили торжества всеми уважаемый Иосиф Иосифович Коско — наш председатель, мой отец, а также другие активисты, уничтоженные к этому времени гитлеровскими за-хватчиками и их ставленниками.

Перед зданием сельсовета стояла деревянная арка. К праздникам ее украшали зеленью, цветами, опоясывали вереском и гирляндами, здесь вывешивали красивые лозунги и плакаты. Здесь собиралась масса народу, проводились митинги и торжества, награждались передовики производства. На лицах людей была радость, вера в еще лучшее будущее. Коричневая чума опоганила это святое для народа место, превратив арку в виселицу. Здесь казнили мальчишку лет шестнадцати, который с ФЗО пробирался домой в Слуцк, задержанного секретарем волости Баньковским. Расстрелял парня кровожадный Константин Сивец. За что погубили мальчишку, иуды?