В Коско - Войной опалённая память

Людей на расстрел возили мимо дома Григорьева и Дубровской. Часов в 11 вечера три подводы с заключенными и полицаями проехали по дороге к кладбищу. Через некоторое время раздались выстрелы, крики, еще выстрелы и все стихло.

Стало ясно, что пьяный полицай сказал правду и надо срочно уходить. Ночью выйти из дома нельзя — комендантский час, рядом фашистская казарма. Шацк усиленно охраняется постами полицаев и немцев. Выйти и предупредить остальных наших — тоже нельзя. Решили уходить после рас¬света, когда ночные посты уйдут, а дневные, их было меньше, и в основном по дорогам, появлялись позже.

Всю ночь не сомкнули глаз, готовились к уходу. Уничтожили кое-какие документы, свидетельствовавшие о подпольной работе, чтобы, если поймают, не обнаружили их. На рассвете, как только ушли постовые, которые стояли недалеко от дома, вышла сначала Л. Я. Дубровская с ребен¬ком на руках. Медленно пошла тропинкой мимо улицы Середино, в направлении поселка Обделки, рядом с которымбыл лес. В это время люди как раз выгоняли в поле коров.

Многие женщины сопровождали своих кормилиц до пастбища, и на этом фоне никто не обратил внимания и на

Л. Я. Дубровскую.

За Дубровской из дома вышел Гуринович и пошел к своему дому в Середино, чтобы предупредить семью: мать, брата, сестру и тетю Лену, которая приехала к ним из Новосибирска в самый канун войны. Они немедленно скрылись в разных направлениях с расчетом, что если их будут догонять йолицаи, то всех не поймают. Только скрылись они из дома, как тут же нагрянула полиция.

Л. Ю. Гуринович.

За братом Анатолия — Леонидом погнался на лошади бургомистр Шацкой волости Наум Рухлевич, но Леонид успел нырнуть в тень леса.

Преследовать беглеца лесом бургомистр побоялся, повернул обратно.

После Гуриновича из дома сразу же вышел Григорьев и уехал на велосипеде по дороге, что вела к лесу.

За несколько дней до этого события на квартиру Григорьева поселили приезжего. Он назвался «агитатором за новый порядок в Европе». По национальности был русский. Провел собрание с жителями Шацка, на котором нес всякую галиматью, и видно было, что это за «агитатор». Был он фашистским агентом.

В один из вечеров стал петь «Катюшу» и говорил, мол, это такая хорошая песня, а вы почему-то мне не подпеваете. Потом сказал:

— Может податься в партизаны, вот только как с ними связаться?

Мы на все это промолчали, было неизвестно с какой целью он это говорит. Накануне он немного заболел, видно было, что болит у него желудок. Он решил поехать в Минск, сказал, что за лекарствами и заодно за вещами. О нашей связи с партизанами он не подозревал. В квартире остались его винтовка, велосипед, шляпа и другие вещи. Вот это сейчас и пригодилось.

Григорьев, когда уходил из дома, взял его винтовку, велосипед, одел его шляпу и укатил по дороге, которая проходила рядом. Решил, что если его увидят полицаи издали, то примут за «агитатора».

Немного позже люди увидели, что дом, где жил Григорьев, был оцеплен полицией, а что это значит — было всем ясно.

Максим Терентьевич Рухлевич, утром, идя мимо дома, где жил Федор Яковлевич Дубровский, предупредил, чтобы он срочно скрылся, так как полиция окружила дом его сестры. Федор с ребенком на руках и женой пытался убежать из Шацка в направлении леса Каменец, но их заметили полицаи, догнали, избили и привели к зданию полиции.

Василий Яковлевич Дубровский ничего об этом не знал и с раннего утра ушел в Михалевичи класть печь М. И. Гуйдукевичу. Но следом прибежала жена и сказала, что Федора с ребенком и женой поймал бургомистр Наум Рухлевич, сейчас они во дворе полиции, а Григорьев и сестра Лида, наверное, уже скрылись. Дом оцеплен полицией и их ищут.

Василию стало ясно, что это провал подпольной груп¬пы что заберут и его семью. Он схватил лошадь, малолетних детей — сына 9 лет посадил сзади, дочь 5 лет — впереди себя и ускакал в направлении деревни Задощенье. Туда приказал бежать, скрываясь ржаным полем, жене.

Командование отряда тепло встретило Гуриновича, Григорьева, Дубровского и их семьи, зачислило подпольщиков в особый отдел отряда и поручило срочно восстанавливать связи с оставшимися подпольщиками и привлекать новых членов подполья.

В сентябре 1943 года А. Гуринович, В. Дубровский, П. Григорьев, а также другие бойцы перешли в отряд «Непобе-димый» 3-ей Минской партизанской бригады для продолжения работы по организации диверсий. За ряд крупных диверсий в Шацке и Шацкой зоне они были награждены боевыми орденами и медалями.

Арестованного Федора Яковлевича Дубровского полицаи допрашивали, избили и, ничего не добившись, по указанию немцев, отвезли в Минскую тюрьму. Жену с ребенком отпустили и установили за ней наблюдение. Как только было замечено, что к ней приходили какие-то женщины (это были партизанские связные из Габриелевки), ее схватили и бросили в темницу. На допросах ее замучили (предположительно задушили), потом подвесили на крюк в подвале и на следующий день Шурка-бандит (переводчик коменданта) сказал, что она сама повесилась. В подвале потолок был очень низкий и ясно, что самой сделать это было невозможно.

Когда ее схватили, в доме остался 2-х летний сын Борис. Его взяла к себе соседка, спрятала, а потом отнесла к связным партизан в Габрилевку, оттуда Василий ночью забрал его и окольными путями доставил в Старинки к бабушке Юле. После этого случая стал Борис сильно заикаться.

Федора Дубровского после допросов и пыток в тюрьме в Минске, ничего от него не добившись, отправили в Германию на каторжные работы.

Из Минской тюрьмы Федор сумел передать записку нашей связной в Минске — Нине Захаровне Ярошевич. Записку переслала женщина, муж которой сидел вместе с Федором, и которой дали свидание с мужем. Федор писал, где он находится, что он выдержал допросы и просил узнать, что с женой и сыном. А также просил добиться с ним свида¬ния и принести передачу. Писал, чтобы Нина не боялась, так как по ходу допроса было видно, что улик у немцев против нее нет.

Свидания Нине Захаровне не дали, передачу взяли, а когда она принесла передачу в следующий раз, ей сказали, что Дубровского в тюрьме уже нет, он отправлен в Германию. Так мы тогда узнали о его судьбе.

Федор вернулся из Германии в 1944 году. Там он работал у хозяина-немца, сын которого был на фронте. Работало там несколько человек пленных на лесопилке. Жили в холодном бараке, питались очень плохо, хлеба не давали, только картофель, свекла и другое из того, что было заготовлено для скота.

Василий Яковлевич Дубровский до войны работал в колхозе. Первое время после организации колхоза был бригадиром в Михалевичах. Враги колхозного строя грозились его убить. Однажды поздним вечером, когда он возвращался домой из конторы колхоза, напали на него, набросив на голову мешок, избили, а через некоторое время ночью подожгли его постройки. Дом пожарные и люди потушили, а сарай сгорел.