Колин Маккалоу - Тим [litres]

– Несколько детишек. – Мэри описала их и призналась: – Порой мне до слез жалко Тима. Он прекрасно понимает, что слаб умом! Вы не представляете, как это ужасно, когда бедняга извиняется за то, что он не целый доллар. «Мэри, я знаю, что не стою целого доллара», – говорит он, и у меня сердце разрывается.

– Судя по вашим словам, он вполне обучаем. Он работает?

– Да, в строительной бригаде. Полагаю, его товарищи по-своему добры к нему, но они также бездумно жестоки. Им нравится издевательски подшучивать над ним. Однажды они хитростью заставили его съесть экскременты. Тим плакал в тот день – и вовсе не потому, что стал жертвой обмана. Его расстроило, что он не понял шутки. Он хотел смеяться вместе со всеми! – Она невольно умолкла.

Джон Мартинсон сочувственно кивнул и заметил:

– О, это довольно типичный случай. А его родители как к нему относятся?

– Очень хорошо, с учетом всех обстоятельств. – Мэри рассказала о жизни Тима и с грустью добавила: – Но они переживают за него. Их тревожит, что с ним станет после их смерти. Его отец говорит, что Тим умрет с горя. Поначалу я в это не верила, но теперь понимаю, что такое вполне может быть.

– Да, согласен. Я знаю немало подобных случаев. Такие, как Тим, нуждаются в родном доме гораздо больше, чем мы, обычные люди, ведь без поддержки любящей семьи они не могут приспособиться к жизни. Им очень трудно жить в нашем мире. – Он серьезно посмотрел на нее. – Как я понял, внешне он выглядит вполне нормальным?

– Нормальным? – вздохнула Мэри. – Если бы! Нет, Тим выглядит не просто нормальным. Более красивого молодого человека я в жизни не видела. Он прекрасен, как греческий бог, хотя это банальное сравнение.

– Вот как! – Джон Мартинсон опустил глаза. – Что ж, мисс Хортон, я дам вам список книг, в которых материал изложен доступным языком. Думаю, вы разберетесь. Вот увидите, они вам помогут.

Он проводил ее к выходу и учтиво склонил голову на прощание.

– Надеюсь, на днях вы приведете ко мне Тима: мне бы очень хотелось с ним познакомиться, – но думаю, для него будет лучше, если вы придете ко мне домой, а не в школу.

Мэри протянула ему руку.

– Согласна. До свидания, мистер Мартинсон. Вы очень добры. Большое спасибо.

Задумчивая и опечаленная, она пошла прочь, сознавая, что самые неразрешимые проблемы – это те, которые по своей природе не оставляют места для мечты.

В Сиднее приход весны не знаменовался пробуждением природы и буйным ростом растительности, как в Северном полушарии. Деревья за исключением некоторых завезенных видов не сбрасывали листву на время короткой мягкой зимы, в садах и парках круглый год все цвело. А вот воздух стал другим – пронзительно мягким, наполняющим сердца новой надеждой и радостью.

Загородный дом Мэри мог бы стать достопримечательностью района, если бы его кто-нибудь видел. Вместе с Тимом она всю зиму усердно трудилась в саду, купила несколько взрослых деревьев и даже наняла специалиста, чтобы тот их посадил. Когда наступил октябрь, на участке всюду благоухали цветы – в огромных клумбах, разбитых вдоль веранды и вокруг каждого дерева. Маки, гвоздики, астры, фиалки, флоксы, душистый горошек, тюльпаны, глицинии, нарциссы, гиацинты, азалии, гладиолусы создавали пестрый ковер восхитительной красоты, а ветер разносил их ароматы по дикому лесу и на другой берег реки.

Четыре изящные плакучие вишни печально склоняли отяжелевшие розовые ветви над розовыми гиацинтами и тюльпанами, росшими под ними. Шесть миндальных деревьев, вокруг которых в траве водили хоровод майские ландыши и нарциссы, сгибались под тяжестью белых цветов.

Тим пребывал в эйфории. Вприпрыжку бегал от вишневых деревьев к миндальным, восхищаясь вкусом Мэри, которая вокруг вишни посадила розовые цветы, а вокруг миндаля – белые и желтые. «Выглядывают из травы совсем как полевые цветы!» – восклицал он. Мэри с улыбкой наблюдала за ним, хотя дала себе слово сохранять серьезность, как бы Тим ни реагировал, но его радость была такой искренней и трогательной. «Парис, гуляющий весной по склонам горы Иды до того, как вернуться в городскую кабалу Трои», – думала Мэри, не сводя взгляда с пританцовывавшего Тима. Сад действительно прекрасен, но каким он его видит, как воспринимает, что приводит его в восхищение? Считается, что насекомые и животные благодаря особому строению глаз смотрят на мир иначе, видят цвета и формы, недоступные человеческому взору. Может, и Тим способен видеть нечто за пределами ее зрительного восприятия? Может, его мозг открывает ему доступ в некий другой мир? Слышит ли он музыку сфер [10], видит ли форму души и цвет луны? Если бы можно было это узнать! Но мир Тима навечно закрыт от нее: она не может туда проникнуть, а Тим не может описать его.

Вечером они сидели в сумрачной гостиной, в раздвинутые стеклянные двери врывался благоуханный ветерок.

– Тим, что ты чувствуешь сейчас, в настоящий момент? Как пахнут цветы? Каким ты видишь мое лицо?

Он нехотя отвлекся от музыки, которую они слушали, и обратил на нее затуманенный мечтательный взгляд. На губах заиграла кроткая улыбка. Мэри показалось, что под этим взглядом ее сердце растаяло, а в душу закралась печаль, от которой на глаза навернулись слезы.

Тим хмурился, поставленный в тупик ее вопросами.

– Что я чувствую? – наконец медленно заговорил он. – Чувствую? Черт, не знаю! Я счастлив, мне хорошо. Да, точно, мне хорошо!

– А как пахнут цветы?

Он улыбнулся ей, решив, что она шутит.

– Как цветы, конечно!

– А лицо мое какое?

– Твое лицо прекрасно, как мамино и Дони. Похоже на лицо святой Терезы с моей картинки.

– Это ты очень красиво сказал, Тим, – вздохнула Мэри. – Я, конечно, никогда не думала, что похожа на святую Терезу.

– Похожа, похожа, – заверил ее Тим. – Ее портрет висит на стене над моей кроватью дома. Мама повесила, потому что она мне нравится, нравится. Каждый вечер и каждое утро она смотрит на меня так, словно думает, что я стою целый доллар. И ты на меня тоже так смотришь, Мэри. – Охваченный мучительной радостью, он поежился. – Мэри, ты мне нравишься. Ты мне нравишься больше, чем Дони. Ты мне нравишься так же, как папа и мама. – Его красивые руки пришли в движение, сообщая ей гораздо больше того, что он мог бы выразить с помощью своего скудного ограниченного запаса слов. – Только ты мне нравишься по-другому, Мэри, не так, как папа и мама. Иногда они мне нравятся больше, чем ты, иногда – меньше.

Мэри внезапно встала и направилась к выходу.

– Тим, я пойду немного прогуляюсь, а ты, будь умницей, оставайся здесь и слушай музыку. Я скоро вернусь.

Он кивнул и снова приковал взгляд к проигрывателю, словно это помогало лучше слышать музыку.