Наталья Налимова - Хата-хаос, или Скучная история маленькой свободы

Лёнька, как человек, выросший на свежем воздухе в мужицких трудах, видел в полёте скорее пользу, чем поэзию. Это не давало повода ссориться с Толиком, зато приводило к продуктивным спорам под шахматы и чай. За годы службы спорщики так и не надоели друг другу. Толик был рад, что нашёл близкую душу, а Лёнька с детства не привык к одиночеству. Ломоносовы никогда не жили бирюками: случайные знакомые Силантия, Лёнькиного отца, постоянно толпились в ломоносовском доме, сестринские подружки запросто оставались ночевать, школьные друзья брата Диментуса не переводились на сеновале, а в холостяцкой Лёнькиной сарайке обычно жила некоторая девушка.

Лёнька легко зазвал Толика домой, Толик так же легко согласился — небесная лёгкость принятия решений осенила обоих по возвращении из Германии, да и доставили их не куда-нибудь, а прямо на Тутовский аэродром. Не дав другу опомниться, Лёнька привёз его посмотреть родные просторы, познакомил с семьёй, с сестрой Ниной, с Диментусом и старшим братом Георгием, с родителями. Показал мастерскую, пригласил пожить и поработать вместе, как задумывали в армии. Толик, поглядывая на красавицу Нину, согласился. Нина была похожа на брата-близнеца, но только упрямым характером. Её синий взгляд часто останавливался на Толиковом лице, и Толик приучился подолгу смотреть Нине в глаза. Силантий взялся было за вилы, помедлил, поставил их на место: дочь взрослая, а парень вроде серьёзный, да и друг Лёньке. Стало быть, пусть остаётся. Одним едоком за столом будет больше, но и пара рук добавится в хозяйстве. Проживём.

Силантий в то время был ещё главой семейства Ломоносовых. Никто не смел в открытую противоречить ему, мало кто смел ослушаться. Таким его воспитал отец, дед Филимон. Не словом воспитал, но делом, розгой и пряником; а Филимона воспитал Филимонов отец. И далее, по восходящей, то прямой, то кривой, до Афанасия, родоначальника Ломоносовых. Того самого Афанасия Сибирского, который лосей приручал. Летунов же в роду Ломоносовых не было.

Афанасий родился и жил в старое время в известных Холмогорах, на личном опыте изведал традиционную неприязнь к выскочкам, дорогу выбирающим своей головой. Как только дошли слухи об успехах Михайлы, всех Ломоносовых окрестили немцами и начали презирать, Афанасию парни насильно сбрили свежую бороду: немцы-де пусть за коровами бегают, не за девками. Конечно, дело было в тайном соперничестве, в затаённой ревности, которые случаются и в деревне. Афанасий не стал мстить, а в следующую ночь ушёл вместе с дочкой соседа. Она оказалась мудрой девушкой, смотрела не вширь, а вглубь. Борода растёт и у козла, зато человеческое нутро даётся не каждому. Куда они ушли, не вызнал никто из деревенских, слишком далёк Амур от Архангельска, чтобы известия доходили оттуда за время меньшее, чем человеческая жизнь. Поселились на реке, построили дом, выучились грамоте у монаха-отщепенца, не признавшего петровские реформы, родили семерых парней, умерли в один день в окружении детей, внуков и правнуков. Об Афанасии ещё много лет ходили легенды, что разговаривал он с животными, тайным словом лечил их болезни, приучал лосей к хлеву и верховой езде. Дети же, внуки и правнуки выросли непутёвыми, кто подался в рубщики леса, кто брёвна сплавлял, кто убежал через границу и женился там на жёлтой китаянке.

Были, говорят, в роду у Силантия и китайцы, были и сплавщики леса. Отец его, Филимон, работал вольным речным лоцманом. Не пил, но жизнь вёл беспутную, ругал порядки в стране и дружил с политическими, помогал им налаживать быт. Кроме сына у Филимона было пять дочерей, одна другой страшнее, зато все добрые беспредельной человеческой добротой. Умер Филимон не вовремя, не выдержал военного голода, оставил последний кусок хлеба и мёрзлую морковину девкам. Силантий, хоть и был младшим, принял мать и сестёр на себя, увёл семью в лес копать корни, а как похоронил мать, начал переправлять оставшихся живыми девиц в Крым, в тёплые места. Отвезёт одну, замуж выдаст и обратно, в хозяйство, к жене своей Зое.

Пока всех переправил, прошли годы, родился сын Георгий. Зоя на юг не смотрела, мир большой, а дом один. Следом за Георгием родились близнецы Нина и Лёнька, и почти невозможный Димка, последний из детей. Деревня не дала образования Георгию, да и тянулся он не к книгам, а к тракторам. А Нина, хоть и девчонка ещё, думала о будущем, мечтала носить очки и модную причёску как женщина-передовик из журнала, быть хотела или учительницей, или хотя бы женой учителя. Лёнька не хотел ещё ничего, Димка и не мог хотеть, но часто болел первой зимой своей жизни.

Силантий принял решение. Собрал семью, посадил на поезд, двинулся к югу. Посередине пути поезд сокрушился неведомой силой, уцелели только два вагона. Говорили, камень попал под колесо тепловоза. Как он там очутился, дурные мальчишки ли подсунули, с неба ли упал, милиция не выяснила. Так оказались Ломоносовы в городе Тутове без дома, без денег, без документов, хорошо ещё без синяков. Зоя запричитала, запросилась обратно, раз даже поезд отказал им в юге. Силантий пригрозил жене кулаком, схватил близнецов под мышки, дорожные мешки в руки, и прямиком по улице Ленина зашагал в исполком, не спросив у тутовчан верной дороги. Он твёрдо знал, что все улицы Ленина ведут к исполкомам.

Времена были ещё простые, Ломоносовых поселили в пригородную барачную общагу, хотели дать двухкомнатную квартиру, но квартира Силантию была не по нраву. Он попросил место под собственный дом, материальную помощь кирпичами и бетонными блоками.

Место выделили в заречной Маховке, не как всем, на насыпи, а внепланово, на склоне. Участок, начинаясь наверху, спускался к реке Уловке и нижним краем упирался в заливной луг. Силантий собрался было рубить баню и разбивать огород, но деревенская идиллия быстро завершилась. Город поставил мост через реку и провозгласил Маховку новым микрорайоном. Шоссе прошло вдоль участка Ломоносовых, и он оказался почти в центре Тутова. Силантий ходил ругаться к начальству, требовал перенести мост подальше. Начальство не поддалось. Теперь во второй половине дня склон накрывала тяжёлая тень, а грохот машин не прекращался круглосуточно. Мост соединял берега Уловки стратегически. С одной стороны реки — аэродром и городской центр, с другой — Маховка и прямая дорога на Москву через Сополимер. Машины шли в два ряда. На насыпи поднимались новые дома для зарождающегося класса предпринимателей и бизнесменов. Примыкающий лес потихоньку вырубали и засоряли, а за лесом, на месте бывшего завода железобетонных конструкций, зрела отличная строительная свалка. Силантий плюнул на близость цивилизации и зажил по-старому.

Сперва Ломоносовы из свалочных материалов соорудили сарай для свиней, впоследствии ставший Лёнькиным домом. Потом осилили дом Георгию, и зажил Георгий на хорошем участке недалеко от родителей, женился, отделился забором. Семейный дом строили в верхней стороне участка, чтобы не заливало его весной как скотский сарай. Силантий тратил на дом все творческие силы, не имея инженерных знаний, потому приходилось то перекладывать блоки в котловане, то котлован размечать заново. В сарае плодились свиньи. Лёнька пас их вдоль берега, с визгом катался верхом, Зоя ругала Лёньку, Силантий же одобрял. Пусть ребёнок привыкает к животным. Будет дом, будет сарай, тогда разведут они лошадей, Силантий и сыновья, и мужа Нине подберут крепкого, деревенского. Напрасно Георгий отошёл от земли, занялся машинами, завалил свой двор рамами грузовиков. Какой доход с железяк? Они не растут от дождя, только ржавеют, и трава, и солнце им во вред. Позже поймёт Георгий отцову правоту. А сейчас хоть мазом поможет родителям, маз для наездов на свалку куда более полезен, чем ручная тачка. На всё был согласен Силантий, лишь бы дом скорее поднять.