Антон Борисов - Кандидат на выбраковку

– Я спрашиваю, ты кто по национальности? Откуда ты? – Женя разговаривал, как будто знал парня всю жизнь. И с каким-то непонятным чувством превосходства.

– Я приехаль из Афганистан. А вам зачем?

– Мне просто интересно. Ты там воевал?

– Я там жиль… – Гани смотрел на Евгения Александровича, и лицо его темнело.

– А, ну ладно, – Женя внезапно взмахнул рукой и отскочил от кровати Гани. Пробежавшись пару раз по своей «тропе», он внезапно, как и появился, выбежал из палаты.

На следующий день Евгений Александрович возник после обеда. Заскочив в дверь, он сделал всего две пробежки.

– Привет, душман! – бросил он фразу, повернувшись к Гани и лишь на мгновение остановив на нем свой взгляд.

Ответа не ждал. Как и всегда, подбежал на этот раз ко мне и начал рассказывать о том, как и какими путями он попал в ЦИТО. Рассказал, в каких кабинетах облздрава пришлось ему побывать, прежде чем достать направление в Москву. Он был как раз из тех, кого не любил Зацепин. Потом Френкель начал рассказывать, на какой стадии находится сейчас его заболевание, что говорят врачи.

Ничего обнадеживающего. Диагноз ему до сих пор так и не поставили. Заболевание прогрессировало. Единственное, в чем врачи были уверены, так это в том, что ему в скором времени может грозить полная неподвижность. Оставалась надежда, что в ЦИТО, наконец, обнаружат причину заболевания.

– Но я не сильно рассчитываю, – закончил он. – Здесь врачи в основном специалисты по костям и по патологиям кости, а мне недавно сказали, что это может зависеть и от нервной системы тоже. В общем, они ничего толком не знают.

– А ты как? – неожиданно спросил он.

Это было в его стиле. Днем раньше он совсем не поинтересовался мной. Сейчас спросил. Очень коротко я рассказал, что мне уже сделали и что собираются делать.

Все то время, пока мы говорили, Абдул Гани, смотрел в сторону Жени. Мы перекинулись еще парой ничего незначащих фраз, и Френкель исчез. Секунд через тридцать Женино бородатое лицо внезапно появилось в проеме двери.

– Пока, душман, – бросил он от двери и тут же исчез. Ушел окончательно.

Примерно то же самое теперь происходило каждый раз, когда Евгений Александрович решал заглянуть в нашу палату. Каждое его посещение начиналось с одного и того же.

– Привет, душман, – весело кричал он Абдулу Гани. А покидая нашу палату, Женя почему-то всегда, уже выйдя из нее, вновь возвращался, бросал из проема: «Пока, душман!» – и исчезал.

Все это время Абдул Гани демонстрировал настораживающую терпимость. В ответ на такие обращения он только кидал раздраженные взгляды. Длилось это все недели полторы.

Как-то вечером в нашу палату, как и обычно, ворвалась «борода».

– Привет, душман, – бросил Евгений Александрович еще на входе.

Абдул Гани встал с кровати и взял в руки палочку, с которой ходил после операции. Нужно сказать, что ничего необычного в его поведении не было. Я подумал, что, так же как и все последнее время, он решил уйти из палаты при появлении суматошного Френкеля.

На этот раз Евгений Александрович сделал только два шага по направлению к окну. Сделать третий не успел. Абдул Гани поднял палочку и обрушил ее на голову улыбающегося Жени. Евгений Александрович, не снимая с лица улыбки, начал падать, но удержался, схватившись за спинку кровати. На его лице постепенно улыбку заменяло выражение испуганного недоумения.

– Душман, душман, – с ненавистью в голосе выкрикнул Гани. – Надаельо! – и быстро вышел в коридор.

Женя молча «истек» из палаты спустя пару минут. Он не горел желанием снова встречаться лицом к лицу с вооруженным афганцем. Когда Френкель выходил, выражение на его лице оставалось все тем же. Недоуменным и непонимающим.

Абдул Гани вернулся спустя два часа. Его лицо, как и всегда, было непроницаемым. Он осторожно поставил палочку, прислонив ее к кровати, и лег.

– Ты куда ходил, Гани?

– В посольство звонил, – сказал он, посмотрев на меня. – И погулялся нымного.

На следующий день Евгений Александрович осторожно заглянул в дверь, потом вошел.

– Я пришел попрощаться, – сказал он, обращаясь ко мне.

– Как, попрощаться? – не понял я. – Что, обследование закончили?

– Нет. Поеду в другую больницу, – сказал он, бросив при этом быстрый взгляд в сторону кровати, на которой лицом к стене лежал Абдул Гани. На приход Евгения Александровича тот не обратил абсолютно никакого внимания.

В тот же день Френкель выписался, и больше я его не видел. Позже от одной из медсестер мы узнали, что на следующий день после случившегося, рано утром, Евгения Александровича вызвали в кабинет главного врача института. Там ему было сказано, что его выписывают за нарушение дисциплины: из посольства Афганистана в Москве позвонил консул и заявил – если они не хотят международного скандала, то должны что-то делать. Потому что он, консул, не допустит, чтобы гражданина Афганистана обижали, когда тот находится на лечении в другой стране.

Спустя лет пять, уже вернувшись в Астрахань, я узнал, что Френкель погиб. Незадолго до гибели Евгений Александрович убеждал всех своих друзей в том, что он сможет данной ему энергией остановить поезд. Он верил, что сверхъестественные возможности человека могут раскрываться только в критических ситуациях. Он оставил записку и выскочил на полотно перед мчащимся груженым составом, вытянув перед собой руки. Машинисты были бессильны. Во время экстренного торможения застопоренные колеса поезда проскользили по рельсам более двухсот метров.

Свободных мест в отделении не было. На место выписывавшихся больных поступали новые страждущие. Поток их со всего Союза был неиссякаем. Да и не только из Союза. Как-то, проснувшись утром, я увидел, что прямо напротив нашей двери, в коридоре, стоит кровать, на которой лежит человек. Когда он повернул в мою сторону свое лицо, я ошалел, потому что никогда в жизни до этого не видел таких черных лиц.

Конечно, я знал, что есть такая раса – африканская. Но до этого никогда мне не приходилось встречать ее представителей.

Парня звали Фрэнк. Он прилетел ночью на самолете из Анголы. С ним прилетела большая группа «соратников по борьбе». Они все были покалечены войной, которая шла тогда в этой африканской стране. Это были те, о ком мне как-то говорил Исмаил: «Вы продаете нам оружие, а взамен лечите тех, кого это оружие калечит». Советский Союз, несмотря на внутренние экономические трудности, продолжал «экспортировать» революцию.

У Фрэнка была ампутирована нога, и в ЦИТО его привезли, чтобы он полежал здесь, пока ему сделают протез. Я не знаю, какой протез изготовили Фрэнку. Уже много позже 1987 года я встречался с людьми, которым довелось носить отечественные протезы. По их утверждению на этих грубых и тяжелых конструкциях ходить было невозможно. Все мои собеседники пытались выехать за рубеж, где качество протезов было неизмеримо лучше.