Антон Борисов - Кандидат на выбраковку

Может быть, добровольная смерть – это выход. Может быть. Если она добровольная. Но меня к ней насильно подталкивали жизненные обстоятельства. Толкали усердно, не отвлекаясь. Они непрерывно сжимали вокруг меня пространство, вынуждая подвести, наконец, последнюю черту. Они давали мне понять, что здесь, в этой жизни я лишний, ненужный, никчемный и несчастный, обреченный на постоянные физические и моральные мучения, на абсолютную зависимость от опекунов. Когда же я не понимал намеков, мне предлагали вот так прямо, без дипломатических ухищрений, взять и «повеситься».

Но я не люблю, когда меня берут за горло. Да, я организовал для себя «запасной выход». Но потому он и запасной, что может не пригодиться. Никогда. Потому что мой сознательный выбор всегда был один – жизнь, а «неприкосновенный запас» – это на случай катастрофы. Которой пока не было.

Мою смерть вряд ли кто заметит. Для родных я уже мертвый, а государству вообще «по фигу», хотя, когда пришел срок идти его защищать, не только завалило меня повестками, сам военком, поеживаясь, прибежал в санаторий проведать «хитрожопого инвалида». Так какой резон мне умирать? У Смерти вариантов нет.

Зато они есть у Жизни. Жизнь еще дает мне шанс на успех. И я очень хочу попробовать его на вкус: оказаться в гуще событий, участвовать в них, влиять на них, помогать другим людям и, по возможности, ни от кого не зависеть. Не хочу быть жалким недочеловеком, сваленным в вонючую лужу на обочине – не для этого я родился.

И главное: жить мне или умереть – буду решать только я сам. Советчиков прошу – не беспокоить.

Через неделю Иван выписывался. Поговорив с женой, он определился. Операция пока она не являлась жизненно необходимой, откладывалась на «потом».

Ему дали направление приехать через полгода, на обследование. Окончательно поняв, что едет домой, парень очень обрадовался.

Все произошло примерно так же, как и в тот вечер, когда Иван решил поговорить о целесообразности моей жизни. Мы были в палате одни, когда совершенно неожиданно Иван встал и подошел ко мне.

– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал он, садясь на мою кровать.

Это меня удивило.

– О чем?

За все время, проведенное вместе с нами, я успел заметить, что Иван брезговал мной. Подавая мне что-нибудь по моей просьбе, он всегда старался сделать это так, чтобы ни в коем случае не коснуться меня. Тем более, он старался не приближаться ко мне, если в этом не было крайней необходимости. На мою кровать он сел впервые.

– Я хотел у тебя занять денег, – голос у него был просительный. Сделав небольшую паузу, он добавил: – На билет до Тюмени.

– У тебя же есть деньги?! – удивился я.

– Нет. Я все растратил.

Вообще-то, это было не мое дело, но об одолжении он просил меня, поэтому я все же решил спросить:

– На что ты мог это растратить? У тебя же было несколько сотен. Ты же сам показывал нам.

– Было. А сейчас нет, – в голосе его появилась злость.

– У меня есть немного денег. Но это все что у меня есть и взять мне больше неоткуда.

– Я знаю. Ты не переживай. Я, как приеду домой, сразу тебе деньги вышлю, – он говорил уверенно, и я проникся ощущением, что проблем с возвращением не возникнет.

– А ты что, не мог жену попросить тебе деньги выслать? – отдавать последнее, что у меня было, не очень-то и хотелось. Что-то меня напрягало. Но Иван просил о помощи, и отказать значило еще раз подтвердить его рассуждения о моей «бесполезности».

– Пока она мне пришлет, пройдет дня два или три. К тому же, когда я с ней разговаривал, она сказала, что сейчас в семье с деньгами проблема. Я не работаю. Уезжая, я оставил ей денег, но за полтора месяца она все потратила. Дети все же.

Он меня убедил. В конце концов, чем я рисковал? Не могло же случиться так, чтобы он меня обманул. Он ведь прилично зарабатывает.

– Возьми у меня в сумочке, – я указал на тумбочку. – В верхнем ящике. Только, у меня всего семьдесят пять рублей, и больше нет.

– Да, да! Я знаю, – он открыл ящик и вытащил из сумочки все деньги, которые у меня были.

– Ты мне, правда, пришлешь? – еще раз я переспросил, надеясь, что по моему вопросу он поймет, насколько это для меня важно.

– Конечно, пришлю. Не переживай!

– Пожалуйста, пришли! Не обмани! Мне взять не у кого. А мне тоже скоро домой нужно будет ехать. Я и так за эти два года ни копейки не потратил, – я вдруг обнаружил в своем голосе умоляющие нотки. Видимо то же самое заметил и Иван.

– Ну, что ты ноешь? – раздраженно поморщился он. – Конечно, верну. Для меня это – копейки. Ты что думаешь, я из-за копеек стану кого-то обманывать?

После его слов я окончательно успокоился. В конце концов, он был мужчина, нефтяник, северянин, глава большой семьи. Мужики слово держат.

Иван уехал. Перед тем как распрощаться, он оставил мне свой домашний адрес. На тот случай, если понадобится написать ему письмо с напоминанием о долге. «Но ты не переживай. Писать письмо не придется. Деньги я пришлю без напоминания», – заверил он на прощание.

С правой рукой, несмотря на регулярные тренировки, не все ладилось. Чувствительность полностью восстановилась, но мышцы были очень слабы. Кость, которая держалась благодаря металлическому стержню, не давала ощущения надежности. Когда я пытался поднимать руку, то ясно чувствовал неприятное движение внутри.

Как-то вечером, разрабатывая непослушные мышцы, я внезапно вздрогнул от резкой боли в локте. Это было похоже на укол очень большой иголкой. Одновременно что-то знакомо хрустнуло в плече.

С трудом повернув руку, я осмотрел «место происшествия» и… чуть не потерял сознание. Мой локоть выглядел неестественно острым, к тому же он «вырос» сантиметров на пять. Кожа на конце была сильно натянута и побелела.

Не на шутку испугавшись, я позвал медсестру. Та, осмотрев локоть, только забинтовала руку и посоветовала вообще не шевелиться. Я и сам это отлично понимал. Кожа на конце локтя была натянута практически до предела – одно неосторожное движение, и то, что выпирало, могло прорвать тонкую оболочку… можно было только гадать, что произойдет дальше. Срочно нужен был врач.

Профессора Зацепина ожидали только к утру, и все то время, которое предстояло провести, дожидаясь его, рисовалось в очень мрачном свете. Так оно и вышло.

Всю ночь я не мог заснуть. Дело было даже не в боли, которой тоже хватало, главное – я боялся задремать и пошевелить рукой. Переместить руку даже на миллиметр по кровати казалось непосильной и опасной затеей. Именно поэтому боль в руке, которая не отпускала меня, оказывалась в некотором роде спасительной болью. Она не давала мне заснуть.

Наконец, утром появился Сергей Тимофеевич. Бросив быстрый взгляд на мой локоть, он, не сказав ни слова, стремительно вышел из палаты. Спустя три минуты в коридоре послышался грохот каталки. Приехали за мной.