АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

Джерри верит. Дышит уже спокойнее. Мне кажется, даже малость расслабляется, удобнее устраиваясь в моих объятьях.

— Ты точно не хочешь покушать? — киваю ему на прикроватную тумбу, где до сих пор стоит поднос с тарелкой рисовой каши и с бефстроганов, — тебе понравится, если попробуешь.

Джером снова супится, снова поджимает губки.

«Нет», — ответ очевиден. Ну что же…

— Хорошо, — я соглашаюсь, не желая портить ему только-только малость выровнявшееся настроение, — тогда нам лучше поспать, а утром попросить сварить тебя овсянку. Ты ведь любишь овсянку, так?

Он несмело соглашается, покрепче приникая ко мне. Глубоко, тяжело и грустно вздыхает, закрывая глаза.

— Picollo angelo, — с нежностью бормочу, подтягивая к его плечикам одеяло, — все хорошо, слезки нам не нужны, нам не из-за чего плакать…

На миг последняя фраза воскрешает в памяти мысль что, быть может, и есть из-за кого… из-за кого… но я не пускаю её дальше допустимого предела. У Эдварда не было оптимизма, но была надежда. А у меня есть и то и другое — за это стоит поблагодарить Джаспера.

Все вернется на круги своя.

И папа вернется.

— И когда зацветут апельсины, весна придет, — напеваю маленькому ангелу последние слова из колыбельной мужчины, мягко улыбаясь. Теперь и сама верю. Во все.

Но не успевает Джерри как следует заснуть, а я подумать о чем-то ещё, задумчиво разглаживая его волосы, как с громким характерным звуком ключ вонзается в дверной замок, дважды поворачиваясь в нем.

На пороге комнаты, освещенной, опять же, той единственной лампой, стоит мистер Хейл, держа в руках телефон. Его дисплей светится в темноте ярким пятном и бросает блики на грязный ковер на полу.

Дверь закрывается.

— Одевайтесь, — Джаспер нажимает на выключатель, и лампа посередине комнаты вспыхивает, вырывая малыша из дремоты. Жмурясь, он недоуменно и испугано оглядывается вокруг.

— Одеваться?

— Да, Белла. Побыстрее.

Быстрее?.. Я помню, чем в прошлый раз закончилась эта фраза. Больше всего хочется закричать и уверить себя, что услышанное — ошибка. Что ничего подобного телохранитель не говорил.

Хватит… хватит, пожалуйста!

— Зачем?.. — когда он кидает на кровать вещи из старого комода, ещё вчера уложенные мной в одну из полок, все же задаю свой вопрос.

— Нужно ехать в аэропорт. Есть возможность улететь, — Хейл достает из полки наши документы, поспешно пролистывает паспорта, убеждаясь, что все на месте. Надевает свой пиджак, висящий на спинке кресла, за полторы секунды.

Меня успокаивает, что он не напуган. Спокоен абсолютно и совершенно. Уверен. Осведомлен и имеет четкий план действий. Его глаза не распахнуты, как в ночь побега, а руки не белые и не дрожат. В этот раз все по-другому. В этот раз менее опасно. Он быстрый не из-за ужаса, а из-за стремления поскорее добраться до цели.

И потому я слушаюсь. Верю.

— Джером, давай-ка мы…

Но малыш отказывается. Отказывается всем своим естеством, отталкивая меня и быстро-быстро качая головой из стороны в сторону. На его щеках по ещё невысохшим соленым дорожкам текут десятки новых. Рыдания становятся звучными и заполняют собой все пространство номера.

Он никуда не поедет.

Он не хочет.

Он боится.

Он устал…

— Одевайся, — повторяет мне Джаспер, самостоятельно выуживая из кучи одежды ту, что принадлежит мальчику и подходя к нему.

Джером хмурится, подаваясь назад, к стенке. Шумно сглатывает, глотая слезы.

— Тише, — низким предупреждающим голосом велит глава охраны, — нужно одеться, чтобы выйти на улицу. Иначе ты замерзнешь.

Я, сконцентрировавшись на Джерри и его реакции на Хейла, даже не ухожу в ванную. Знаю, что Джаспер занят ребенком и знаю, что не боюсь его. Кто-кто, а он точно не имел мыслей овладеть мной. К тому же, умудряюсь переодеться довольно быстро. Теперь вместо пижамы — ещё из особняка — на мне черные джинсы и синяя кофта с длинными рукавами. Туфли, насколько помню, стояли где-то у кровати…

На удивление, телохранителю удается его затея. Джером — уже в куртке и своих ботинках — сидит на болотном покрывале, стиснув зубы. Слез куда меньше.

Они успели поговорить?..

— Пойдешь ко мне? — просительно смотрю на белокурое создание, протягивая к нему руки. Несмотря на выражение своего лица, мой мальчик сразу же соглашается.

Процедура выселения у Джаспера занимает полторы минуты. И ровно, точно по секундам, в двенадцать сорок пять мы с Джерри занимаем прежнее место в черном салоне внедорожника.

Бесшумно, подобному дикому хищнику, огромный автомобиль под управлением Хейла оставляет за задним стеклом здание мотеля. Едет с дьявольской скоростью, но из-за темноты леса мало что заметно. Фары светят очень тускло…

Он намерено не включает их как следует?

Джером отрешено смотрит в окно. Ни сосны, ни ели, ни тьма его не пугают. Он держит в ладошках мою руку и пытается прекратить плакать. Часто моргает, изредка помогая слезам исчезнуть, когда вытирает их об рукав моей куртки. Всеми силами пытается себя контролировать.

— Я тебя люблю, — едва слышно говорю ему, потирая побелевшие пальчики, — очень, родной. Не бойся.

В ответ они сжимают мои собственные сильнее.

В этом мы единодушны.

Подумать только, снова! Сутки хоть относительного спокойствия, а затем снова!..

В этот раз — аэропорт. В этот раз уже за пределы Америки.

Прошло ведь около двадцати часов, а Эдвард до сих пор не знает, что мы в порядке. Джаспер так и не смог дозвониться ему. Он будет пробовать уже из-за границы? Уже потом?

А будет ли к тому моменту кому звонить?..

… Я не знаю, что бы было со мной, узнай я такую новость. Узнай, что Эдвард и Джером… погибли. Вместе. Вдвоем. Сразу. Ночью… когда меня не было рядом!..

Господи, что же нам делать? Он должен знать! Он должен! Если с ним что-то случится по вине того, что мы вовремя не сообщили… я… меня…

Внезапно мысли накрывает таким отчаяньем, а ужас столь быстрым ледяным копьем пронзает в самое сердце, что для того, чтобы затормозить, мне требуется не меньше двух секунд.

Останавливаюсь, прикладывая для этого все силы.

Перекрываю поток таких мыслей, не давая им завершения.

А что — я? Я ничего не смогу сделать. Я не смогу плакать больше трех минут, не смогу кричать, не смогу подумать о том, дабы что-то с собой сделать… Со мной Джером. Он может плакать и кричать, он может страдать и сходить с ума ночами. Я — не могу. Я не имею никакого права.

Я должна буду быть рядом в здравии, как физическом, так и моральном, до тех пор, пока он не сможет справиться с этой утратой (если сможет). Я должна буду забыть о том, что сама люблю Эдварда. Если его не станет — это будет потерей Джерома. Не моей. Ни в коем случае не моей…