АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

Однако после первого же моего движения из ниоткуда взявшаяся на талии ладонь — достаточно сильная, дабы удержать меня — оживает.

Теплые губы, появившиеся из-за спины, целуют мои волосы.

— Ш-ш-ш, — просят, поглаживая кожу, — тише.

Этот голос, этот запах может принадлежать лишь одному человеку.

Собственной ладонью, заставляя её слушаться, пробираюсь под одеяло, отыскивая руку мужчины. Длинные пальцы… он!

— Доброе утро…

— Доброе, — в его голосе слышится улыбка, — но ещё не совсем утро. Ты не хочешь поспать хотя бы до семи?

Хочу ли? Не знаю. Ничего не знаю.

Прикусив губу, хмурюсь, обдумывая, что собираюсь сделать.

— Можно мне обернуться? — спрашиваю, осторожно проведя линию по тыльной стороне его ладони.

Моим вопросом Эдвард явно удивлен. Недоумение так и рвется из него наружу.

— Конечно, — с готовностью убирая руки, сдерживающие меня, он позволяет. Чуть-чуть отстраняется, освобождая немного места. Без единого сомнения — хороший знак.

Теперь у меня есть возможность видеть малахиты. Они сонные, пусть и искрящиеся пониманием. В их уголках спряталась усталость, а в самой глубине, воюя с нежностью, гнев. И как бы сильно он его не маскировал, я все равно вижу. Осталось только выяснить, на кого он направлен.

— Привет, — шепчу, ощущая как щеки совсем некстати пунцовеют.

— Привет, — Каллен улыбается, пробежавшись пальцами по моим скулам, — вот так уже лучше.

— Как?

— Когда они сухие, — он усмехается, чуточку прищурившись. Теперь улыбка кривоватая. Как раз та, которую больше всего люблю.

— Ты спал сегодня? — я не решаюсь прикоснуться к синеватым кругам под его глазами, но оттого вижу их ничуть не хуже.

— Я найду время выспаться, Belle. Не беспокойся.

Ясно. Значит, шансов у меня все меньше. Немного сбивает с мыслей его теперешнее отношение — поглаживания и поцелуи, как и ночью — но оно вполне может испариться, как только разговор коснется болезненной темы. Быть может, не до конца ещё проснувшись, он просто не вспомнил.

Я должна сказать. Я должна напомнить, потому что по-другому ничего не решится. Сколько бы он ни смотрел на меня и сколько бы ни гладил, рано или поздно подобная мысль всплывет. И будет лучше, если я её озвучу. Так, по крайней мере, все пойдет быстрее.

— Что? — интересуется Эдвард, наверняка заметив мою нерешительность. Он в принципе очень наблюдательный.

— Я рассказала… вчера?

— Что рассказала, viola?

«Фиалка» придает решимости. Хватит.

— Про все. Про Джеймса, про «Урсулу»?

Черты его лица заостряются и суровеют. Сонливость мгновенно с них пропадает.

— Рассказала.

Рассеяно киваю. Ну конечно, ещё бы.

Я стараюсь смотреть куда угодно, кроме его глаз. Обвожу взглядом всю комнату: замечаю Джерома, по-прежнему, как и ночью, спящего, входную дверь, тумбочку, лампу, призрачный свет из зашторенных окон — уже не темно, но ещё не светло, Каллен прав, рано, — подушки и одеяло. Охватываю взглядом всю картину целиком. И только затем возвращаюсь к малахитам, кое-как набравшись смелости:

— И что ты думаешь?

Эдвард смотрит на меня в высшей степени серьезно.

— А разве я не сказал вчера, что думаю?

— Но ты слышал про договор и про Маркуса?..

— Я все слышал, — подтверждает он, — но от этого ничего не изменилось.

— Совсем ничего? — не могу поверить, слишком невероятно, — а кровь?.. тебе не было противно?

— За этот договор, — мужчина кривится на последнем слове, малахиты страшно пылают, — я сам её у него выпью. До последней капли.

… Наверное, тому, что я чувствую после его слов, нет ни описания, ни объяснения. Наиболее приближенно можно сказать: любовь, но мне кажется, это куда больше. Куда сильнее и куда, куда приятнее. Совмещенное с восторгом облегчение, тихая радость, которая способна перевернуть горы, разливающееся по телу тепло, парочка оставшихся, сохранившихся со вчера слезинок…

Может, я тороплюсь, может, зря так быстро принимаю все за чистую монету, но мне кажется, что он вправду меня не бросит. Он меня не отдаст. Он не презирает, как обещал. Ни капли.

— И что ты… ты ничего мне не сделаешь? — голос дрожит, а оттого шепот превращается едва ли не в шелест. Теперь не боюсь на него смотреть. Только этого и желаю.

Этот гнев — не мой. Ярость — не моя. Она против Кашалота. Она его испепелит.

Самое невероятное ощущение на свете — защищенность. Не думала, что значение выражения «как за каменной стеной» может воплотиться в реальности.

Наконец-то вижу смысл того, что сделала. Даже если к этой теме мы ещё вернемся, даже если ещё не раз увижу и Кашалота, и даже Каллена в кошмарах, справлюсь. С такой-то поддержкой!

Если он и сейчас меня не презирает, то вряд ли возможно вызвать в нем это чувство и в будущем. По-моему, ничего более жалкого, ничего более отвратительного, чем рассказанная история, не существует.

— Ну как же, сделаю, — он притягивает меня к себе совсем близко, крепко, как ночью, обнимает, — я столько всего сделаю… и знаешь, с чего начну?

— С чего? — улыбаюсь, так же, как и он, искренне. Это лучшее утро за все мое существование. Впервые чувствую какую-то странную, почти преступную легкость. Будто бы с плеч упал тяжелый крест, что столько лет приходилось нести. Эдвард освободил меня. И ничего не требует взамен.

— С этого, — осторожно стирая одинокую слезинку пальцем, сообщает Каллен, — моя девочка больше никогда не будет плакать.

Они ели клубнику. Сидя на кровати и поджав под себя ноги, глядя на огромное блюдо красных ягод перед глазами и маленькую сахарницу рядом — Джером любит именно так — о чем-то разговаривали. Мальчик смеялся, когда шутила Белла, и время от времени сам говорил что-то смешное, судя по её улыбке.

Они сидели совсем рядом, тесно-тесно к друг другу прижавшись. И безмятежность, воцарившаяся в номере, передавалась Эдварду даже через тонкий экран мобильного телефона.

— Отличная программа.

— Да уж, — Джаспер, усмехнувшись, закидывает ногу на ногу, глядя туда же, куда и босс, — скоро все эти центры управления и крупногабаритные камеры станут не нужны. Маленький телефон вполне справляется.

— Надеюсь, ты не включаешь это, когда я там?

— Зачем же? — Хейл качает головой, тут же выпрямляясь; говорит вполне серьезно, — в этом нет необходимости.

Каллен щурится, оглядываясь на телохранителя и на мгновенье выпуская из поля зрения серый экран. Мужчина хмурится. И только-только собирается сказать что-то ещё в свое оправдание, дабы окончательно уверить босса в собственной честности, как тот усмехается.

— Я знаю, Джаспер. Расслабься.

Мотнув головой, глава охраны выдавливает ответную улыбку.

Джерри оставляет блюдо с клубникой, оглядываясь на подушки за ними. Что-то спрашивает, ожидая ответа. Его лицо теряет умиротворение, наполняясь, пусть пока и немного, но грустью.