АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

— Скажи мне, что все будет в порядке. Скажи, пожалуйста… — бормочу, кусая губы. Не могу понять, что происходит. Мне снова страшно. И снова, как в первый раз, Эдварда нет. Он меня не обнимет и не скажет свое заветное «tesoro»… Господи, как мне сейчас нужно это слово!

— Будет, — мужчина произносит свою фразу так непринужденно, что внутри меня что-то вздрагивает — куда же оно денется, это «хорошо»? Оно бывает вредным, но все же куда чаще согласно на переговоры.

Тяжело вздохнув, я понимаю, что хочу сделать. А потому, отбросив стеснение и нетвердые намеки подсознания, что план действий не самый лучший, я обнимаю Хейла. Просто как друга. Просто как того, кому доверяю. Не идти же мне к Эммету…

Улыбнувшись, Джаспер похлопывает меня по спине, не отстраняя. Он тоже теплый, но, конечно, не настолько, как Эдвард. И у него тоже свой запах, но куда более слабый. Что-то вроде орехово-цветочного… не могу различить.

— Как мало надо для спокойствия, да? — слышу его голос возле самого уха, — в этом преимущество женщин над мужчинами.

— Им нужно то же самое… — не соглашаюсь я, припомнив, как Эдвард держал меня отчаянно и сильно, выговариваясь на самые разные темы. А все потому, что объятья — лекарство. Особенно тех, кого любишь.

— Ладно, хватит, — Хейл расправляет плечи, отпуская меня, — а то Кайл нажалуется Элис.

— Я объяснюсь, — усмехнувшись, сажусь, как прежде, возле самого подлокотника. Но теперь все куда проще. Кто-то, кажется, подпитал меня своей уверенностью.

— Перед беременной женщиной? Едва ли.

Я смеюсь следом за ним, окончательно расслабляясь.

— Да уж.

За огромным окном взлетает самолет. Джером, наблюдавший за ним, вскакивает следом, буквально прилипая носом к стеклу. Могу поклясться, в драгоценных камешках сияет восторг.

— Сколько ещё осталось?

Джаспер, следящий за малышом так же, как и я, на удивление быстро понимает, о чем идет речь.

— Полтора месяца.

— Ты знаешь, кто это будет?

— Мальчик, — глаза Хейла наполняются самым настоящим благоговением, когда он произносит это слово. А улыбка становится теплой-теплой, поистине папиной. Оказывается, счастье у всех отцов одинаковое…

— Мистер Хейл, значит.

— Филипп Хейл.

— Поздравляю.

— Ты уже поздравляла.

— С этим можно долго поздравлять.

В воцарившейся тишине мы наблюдаем за посадкой. Самолет ярко-оранжевый, и даже среди темноты он виден совсем неплохо. Есть в этом зрелище какое-то умиротворение… огромная машина, взмывающая в небо по щелчку крохотного рычажка и садящаяся по его приказу. Невообразимое людское творение — завораживает!..

— Жизнь такая непредсказуемая, — Джаспер говорит со мной, определенно, но тише прежнего и смотрит, к тому же, по-прежнему в окно. Будто бы где-то там, между стеклами, полосами и авиалайнерами мелькает текст его слов.

— Это точно… — соглашаюсь. А что ещё могу после всего, что было? Мягко сказано — «непредсказуемая», надо изобрести другое, более яркое слово, более точное. «Невероятная», наверное, больше подходит.

— Точнее не бывает, — мужчина кивает, — она была уверена, что бесплодна. Ублюдок не оставлял попыток этого добиться.

При упоминании Джеймса я вздрагиваю. Не понаслышке знаю то, о чем мы говорим. Ему и со мной нравилось экспериментировать с какими-то чудо-препаратами. Быть может, и я не смогу? Быть может, никаких зеленоглазых ангелочков больше не будет?.. Ох, это очень несправедливо…

— Но ведь ребенок есть…

— Есть. Но из-за него она чуть не пострадала.

Я помню… помню, как Эдвард, сидя в кресле и скрежеща зубами, целился в лоб Сероглазой. Осечки бы он не дал. Попал бы. И попал — только в Джаспера.

— Я был последним человеком, который хотел бы жениться, — тем временем продолжает Хейл, — при такой-то специальности…

— Где вы встретились? — тихонько интересуюсь, надеясь, что не лезу слишком глубоко не в свое дело. Мне правда интересно. И разговоры с Хейлом, хоть длятся пока ещё всего шесть минут, успокаивают и отвлекают.

— На квартире её заказчика… омерзительный старик, едва видящий, едва слышащий и уж точно должный забыть о сексе как о таковом… но он держал в руках восемьдесят процентов кокаиновой цепи Сиэтла. А потому был нужен всем.

Вспоминаются мои уик-энды с Маркусом… с Элис тоже подобное случалось?

— У него были слишком извращенные планы, судя по обстановке комнаты, чтобы я позволил ей там остаться. Тем более, она плакала.

Я слышу, как наполняется яростью его голос. Прямо-таки напитывается. Когда Эдвард говорит о Джеймсе, с ним происходит то же самое, если не хуже. И оттого, от простых слов, от простого тона, я чувствую себя в миллион раз более защищенной. Сколько там осталось? Двадцать минут?.. Быстрее, пожалуйста, быстрее! Я так хочу его видеть!

— И ты увез её? — спрашиваю я.

— Да. Посадил в белый «Мерседес», пристегнул белым ремнем и, поправив белую рубашку, отправился к белому замку, — Хейл со всей силы пытается говорить непринужденно и шуточно, но не заметить истинных его ощущений невозможно. Похоже, при мне он их не прячет так, как следует. Тем более говорит совсем тихо — остальные наши сторожа вряд ли слышат. И Джерри тоже.

— Она попросила отвезти её домой — и я отвез, — лицо мужчины приобретает багровый цвет, — а через неделю нашел в местной клинике — с кожей, изрезанной на мелкие ленточки. И больше уже не отпустил.

Он заканчивает быстро и резко, практически обрывая себя и сжимая руки в кулаки.

— Хочешь кофе? — спрашивает, глубоко вздохнув. Слегка неожиданно слышать это после всего предыдущего.

Нутром чувствую, что нужно ответить «да». Судя по всему, подобный рассказ не входил в его планы, а потому не помешает пройтись — здесь нет бара. Он не хочет напугать меня и мальчика.

— Замечательно, — глава охраны поднимается, быстрым шагом направляясь к двери. Истуканы в черном с готовностью поднимаются.

— Пять минут. Присмотрите за ними.

В этот раз кивают они. Слова, видимо, не так уж и нужны для общения, как я пытаются доказать.

Я тоже вздыхаю. И, встав с дивана, иду к Джерому. Присаживаюсь рядом с ним, привлекая к себе.

— Мама, ярко! — маленький пальчик, появляясь перед носом, указывает на очередную взлётно-посадочную полосу.

— Ярко, — подтверждаю, покрепче его обняв, — ты считаешь их?

— Десять, — произносит тихий голосок. Ласковый и нежный, мой любимый.

Все больше слов! Больше с каждым днем! Не удивлюсь, если совсем скоро он будет говорить дни и ночи напролет, как и все дети. Только больше. Больше, быстрее, лучше… за столько времени молчания ему явно захочется вдоволь выговориться. И мы с Эдвардом с удовольствием все выслушаем.

— Мама, — Джером снова привлекает мое внимание. Пытается произнести что-то, но голос упрямо не желает подчиняться. Его личико супится, губки расстроенно поджимаются. Победа — поражение. Пока так.