АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

— Может быть, тебе стоит попробовать? — интересуюсь, подвинувшись к нему ближе. Уложив голову на руки, сложенные на песке, Каллен задумчиво смотрит на сине-розовое небо. Уже видны первые звездочки.

— Я пробовал… он не слушает меня.

Джером. Вот о чем мы.

Тут уж возразить нечего, что правда, то правда. Сегодня Эдвард дважды предпринимал попытку разговора тет-а-тет, дабы объясниться с сыном, но оба раза, с невероятной скоростью и ловкостью находя меня и в саду, и на пляже, Джерри прибегал, весь в слезах, сжимая дрожащие губки. Одна лишь мысль остаться с отцом в одной комнате так на него влияет…

Это — самое начало. Мы как будто вернулись туда, в темный особняк, в холодные зимние ночи.

Надо, надо что-то делать. Но четкого плана пока нет.

— Тебе стоит принять, что он не сможет так сразу… поверить, — как бы ни хотелось, но сказать все же придется. Эдвард поймет меня правильно. Он всегда меня понимает.

— Я же не прошу его прощения! Я только хочу видеть его больше, чем пять минут в день. Я хочу завтракать с ним за одним столом, Белла! И держать его на руках, не считая секунды до того, как должен буду отпустить!..

Выдохнув, мужчина запрокидывает голову выше, буквально зарываясь в песок. Его бессилие и беспомощность, рвущаяся наружу, очевидна. За день, хотя я и обещала ему, ничего не изменилось. Времени нужно больше.

— Тебе нужно набраться терпения…

— Терпения? Сколько же?

— Немного. Он очень тебя любит.

— Это утверждать стопроцентно ты уже не можешь.

— Могу. Я все могу, — устроившись на песке рядом с ним, заверяю я. Ещё раз целую — так же нежно, так же ободряюще. Главное ведь вера, не так ли? Вера и способность ждать. В нашем случае не так много, как кажется. Чили сделает свое дело — уже сделало со мной. Как пропал мой вездесущий призрак Джеймса, так пропадет, превратится в простой страшный сон, воспоминание Джерри о папиных словах.

Отвлекшись на размышления, не сразу замечаю, насколько требовательнее становятся калленовские губы. Здесь уже не ласка, нет. Здесь что-то большее. К тому же, оживая, его ладони блуждают по моей спине. Блузка слишком тонкая, чтобы кожа как следует не ощущала их прикосновений. Такие поглаживания вовсе недвусмысленны…

Я не успеваю даже пикнуть, как остаюсь на песке одна. Эдвард стонет, нависая надо мной сверху и продолжая столь опасные поцелуи. Он заходит все дальше и дальше, только лишь набирая обороты, а я не могу его остановить. Толком не могу даже понять, почему. Не хочется?..

Однако все в очередной раз происходит по чьему-то задуманному, непонятному плану. Эдвард, оставляя в покое губы, снова целует меня туда, куда не следует. В этот раз, правда, нежнее.

И тут же сам, не дожидаясь моей просьбы, как по команде отстраняется.

Ещё раз стонет, зажмуриваясь.

— Прости… прости, прости! — просит, отодвигаясь назад, возвращаясь обратно на песок. Зажмуривается, стискивая зубы.

Поспешно поправив блузку, я сажусь следом за ним, пару раз моргнув, дабы выбраться из оков не долгосрочного помутнения.

— Господи, Изабелла, хотя бы ты меня не бойся! Пожалуйста! — отчаянье так же явно звучит в этой фразе, как во всех, что касаются Джерома.

— Я не боюсь, — сделав глубокий вдох, качаю головой, — ни капельки. Все в порядке.

Эдвард смотрит на меня затравленно, когда оборачивается. Тонкая прозрачная пелена заполоняет малахиты, как прошлой ночью. Но уверенность, почему-то, все та же — что ни капли слез не увижу — лишь крепнет.

— Иди ко мне…

Не успеваю толком договорить предложение. Мужчина действует куда быстрее. Мгновенно перемещаясь с нового места на прежнее, он обнимает меня. На самом деле обнимает, без всяких прочих уточнений и жажды продолжения неоконченного действа. Обнимает, как близкого и родного человека. Как того, кем предложил стать.

— Ты ведь не об этом мечтала, правда?..

— О чем?

— Об этом. Обо всем этом. Что там хотят девочки — принц, достойный спутник жизни, белый конь, конфеты…

— Мои прежние мечты были куда примитивнее и хуже того, что я в итоге получила.

— Ты так не думаешь, — отметает Эдвард.

— Я? Я только так и думаю! — усмехнувшись, покрепче обнимаю его, устроив голову на плече, а пальцами поглаживая затылок мужчины.

— И все же тебе больше нравится, когда я веду себя по-другому, — не соглашается он. От меня по-прежнему не отстраняется, явно пользуясь возможностью не смотреть в глаза. Подобное легче говорить, когда адресат рядом, но не настолько, чтобы получать ответы на свои вопросы прежде, чем откроешь рот — без зрительного контакта.

— Когда же? Когда играешь? Глупый… — я улыбаюсь так, как улыбнулась бы только ему — и за глаза, и в глаза, и вообще за сотню километров, — Эдвард мне нравится, когда ты настоящий больше всего иного. Мне нравится твой запах, а не одеколона — демонстративно зарываюсь лицом в бронзовые волосы, делая очередной вдох, — мне нравится твоя улыбка, твои слова — искренние слова, по-настоящему твои. А ещё то, как ты ходишь, спишь, играешь с Джерри… настоящий и теплый — вот каким я тебя люблю.

— Ты пытаешься заставить меня опровергнуть мнение… в который раз, кстати… что мужчины не плачут, — голос совсем капельку подрагивает, но не так, как ночью, конечно же. Тем более, теперь Эдвард явно пытается скрыть этот досадный факт. О моей последней фразе он вряд ли задумался как следует.

— Ты же человек, — напоминаю ему так, будто бы он в это не верит, — а значит, ничто человеческое тебе не чуждо. Родной, мы все можем быть и слабыми, и сильными, когда это нужно. И ничего зазорного в слезах нет.

— Совсем?..

— Совсем, — думаю, как бы отстраниться, дабы поцеловать его ещё раз, но мои желания исполняются куда быстрее, чем можно представить. Просто потому, что у нас обоих они совпадают.

— Мы все начинаем новую жизнь — а здесь трудности неизбежны. Но она всегда, что бы ни случилось, будет куда лучше, чем та, что прежде.

— Tesoro… — он нежно улыбается, расслаблено выдыхая, — да… лучше… куда лучше…

Минутка тишины. Минутка, полная покоя, безмятежности и тихой радости. Я искренне наслаждаюсь прикосновениями мягких, осторожных губ, боящихся ненароком спугнуть меня. Их касания любящие — по-другому и не назвать. Вот, что я хотела. Вот, что представляла. И Эдвард смеет заявлять, будто бы не соответствует моим мечтаниям?! Да он в миллион раз лучше всего, что мое подсознание в принципе могло предложить!

— Знаешь… я ведь думал, что не смогу его любить. Никогда.

— Джерри?

— Джерри. Джерома, — Эдвард вздыхает, заканчивая приятное действо. Чмокнув меня напоследок, садится ровно, привлекая к себе. Но теперь просто в объятья. — Она показала мне тест на беременность через две недели после свадьбы. Это был «великолепный» сюрприз. Так несвоевременно… ну какой из меня отец, ей богу? И что за счастье ребенку смотреть на кровавые распри?