АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

Не он?

— Твоя?..

— Да! — резко отрезает мужчина. Его голос наполняется злостью.

— Красивое имя…

Каллен молчит. Правда, длится это недолго.

— Мне оно не нравилось.

— Не нравилось? — интересуюсь с живым интересом, нутром чувствуя, что ему хочется мне что-то сказать. Не про имя.

— Совсем не нравилось. Но я ей уступил.

— Ты… всегда называешь его Джеромом?

— А как я должен его называть?

Теряюсь от внимательного взгляда малахитов. Сказать ему мою версию сокращения?.. Нет, не думаю, что это хорошая идея.

— Зайчик, солнышко… — я увиливаю, перебирая в голове возможные варианты уменьшительно-ласкательных прозвищ. Говорю, говорю, говорю… и вдруг понимаю, что все это кажется ему глупостью. Чтобы Эдвард сказал малышу «зайчик»? Это уму непостижимо…

Мужчина смотрит на меня так, будто я не в себе, подтверждая теорию.

— Это штампы кинематографа, Белла, — качает головой он.

— Конечно.

На этот раз молчание длится куда больший срок. Я успеваю поразмыслить обо всем. Успеваю не раз представить себе ближайшее будущее. Его возможные варианты.

Например, как Джером улыбается. Его губки растягиваются в широкой улыбке, обнажая ровный ряд зубов. Он смеется весело. Радостно. Он больше не плачет.

Вздыхаю, догадываясь, что до этого момента ещё много чего предстоит преодолеть.

Его спина изодрана в клочья. Швы не понадобились, но повреждения будут долго заживать. Когда мой ангел проснется, ему будет больно. Когда я буду промывать раны, ему будет больно. Когда я буду смотреть, как он рыдает, больно будет мне…

— Где твоя семья? — внезапный вопрос, прозвучавший от Эдварда, выбивает меня из размышлений. Заставляет вернуться в реальный мир.

Я прикусываю губу, исподлобья глядя на него.

С каких пор ему интересны такие вещи?

— Это имеет значение? — наконец отвечаю я.

— Имеет, — мужчина кивает с серьезным видом. — Ты ведь здесь.

Молчу. Я не хочу говорить об этом и обо всем том, что случилось после. Все это — мое личное дело. Слишком болезненное, чтобы вскрывать его так резко.

Каллен вздыхает.

— Предлагаю сделку…

С усиленным вниманием изучаю малюсенькое пятнышко на одеяле, то и дело проводя по нему пальцами.

— … Ты отвечаешь на мой вопрос, я на твой.

Продолжение условий заставляет оторваться от прежнего занятия. Поднимаю на своего похитителя глаза, заинтересованная этим предложением.

— Только честно, — предупреждает мужчина.

Мнусь несколько мгновений. Если хочу спросить, придется сначала ответить. В принципе, сделка справедливая. Надеюсь, сам Эдвард собственных условий не нарушит, увильнув от меня одним каким-нибудь словом.

По-честному, так по-честному, мистер Каллен.

— Итак, — он удерживает интригующую паузу, то ли проверяя меня, то ли лишний раз обдумывая свои слова. — Где твоя семья?

Вдыхаю немного воздуха, прежде чем начать. Помогает. Кислород расслабляет.

— Они живут в пригороде Чикаго. Мама и отчим.

Ну вот, я сказала. Не так больно, как казалось.

— Ты с ними видишься?

— Нет.

— Почему? — Эдвард пристально смотрит на меня, следит за каждым движением, за каждым взглядом.

— Мне казалось, мы договорились на один вопрос? — я стараюсь смотреть на него укоризненно, но получается скорее просительно-испуганно. Как у Джерома, когда он впервые сам попросил меня остаться.

Каллен останавливается. Отпускает меня.

— Верно.

Обдумываю то, что я хочу узнать. Тем так много… как мне выбрать что-нибудь одно?

Если мы говорим о семье, будет логично придерживаться темы. Вполне честно.

— Твоя жена умерла, — не хочу видеть его сейчас. Прячусь от малахитов за занавеской волос. — Как?

Черт, даже не глядя, могу поклясться, что черты лица мужчины заостряются. Всегда, когда он злится. Когда в ярости. Когда может стереть меня в порошок…

Тот ли вопрос я задала?

— Сгорела, — с ложным спокойствие отвечает он.

Ничего себе… был пожар?

Машинально оглядываюсь на ребенка. Джером пострадал? Может, тогда начались все его проблемы?

— Ты?..

— Один вопрос.

— Ты задал два, — говорю с неприсущей мне уверенностью.

Может, именно её проблеск вынуждает мужчину согласиться. Или это только потому, что мы договорились о честности?

— Ты любил её?

Отрываю глаза от постели, откидываю назад волосы. Теперь мне нужно видеть его.

Малахиты горят. Горят как в самых страшных фильмах ужасов. Горят алым, синим и бесцветным пламенем одновременно. Их жар заставляет почувствовать острую нехватку воздуха прямо сейчас.

— Я не буду отвечать, — Эдвард говорит не терпящим возражений тоном. Желваки, проявившиеся как нельзя заметнее, ходят на его лице.

Плохой признак…

Не хочу нарваться на неприятности. Мне показалось, сегодня между мной и Калленом что-то прояснилось. Чуть-чуть. Его откровение, открытая просьба ко мне сыграли свою роль. Теплота внутри, странная и непонятная, раннее проявлявшая себя только к глазенкам малыша, к его детскому запаху…

Со мной явно что-то не то происходит. Я боюсь этого и одновременно… хочу почувствовать ещё. Ещё. Ещё.

Как наркоман, получивший заветную дозу.

Ещё.

Ещё.

Ещё…

— Откуда тебе известно о её смерти? — насилу контролируя голос, напряженно спрашивает Эдвард.

— Марлена…

— Ясно.

Так, похоже, я добавила проблем домоправительнице. Это мне совсем не нравится.

— Я сама её спросила, — надеюсь, это смягчит ситуацию?

— А она, по всем правилам вежливости, ответила.

С этим приходится согласиться. Все-таки Марлена взрослая женщина. Она явно в доме моего похитителя не первый день. Как-нибудь разберется.

— Что ещё ты знаешь? — малахиты все ещё горят, пока их обладатель допрашивает меня.

— Ничего.

Опускаю глаза.

— Что ещё ты знаешь? — четко проговаривая каждое слово, теряя терпение, переспрашивает Эдвард.

— Про лекарства… — мне с трудом удается сдержаться и не зажмуриться.

Опасливо гляжу на Эдварда.

Его лицо, бывшее и без того бледным, белеет ещё больше. Глаза, в которых, кажется, жуткое пламя начало ослабевать, вспыхивают с новой силой.

— Про какие лекарства?!

Он сдерживается из последних сил. Ради Джерома.

— Вшп… — замолкаю, но затем решаю договорить до конца. Будь что будет. — В шприцах.

— И что там? — Каллен делает вид, что спокоен. Абсолютно. Хотя его чересчур вытянутая поза, сжатая в кулак правая рука и застывшая маска на лице опровергают это.

— Лекарство.

Смотрю на него исподлобья.

— Лекарство? От чего?

Напряжение проходит по всему моему телу, витает в воздухе. Как в квартире, наполненной газом. Хватит одной искры для взрыва.

— Я не знаю.

— Не знаешь?

— Нет.

Надеюсь, в моей искренности он не усомнится? Перебарывая себя, я заставляю глаза впиться в малахиты. Пусть видит. Пусть смотрит.