АlshBetta - Созидая на краю рая [СИ]

— Солнышко, — тихим шёпотом зову я, наклоняясь над Калленом, и лаская руками кожу на личике Тони. — Просыпайся, любимый, просыпайся.

Сонные небесные глаза — только что открывшиеся — ищут меня взглядом, а находя, светятся от счастья.

— Мамочка, — шепчет он в ответ и потягивается. А потом смотрит вправо и видит Эдварда. Улыбка освещает пухлые розовые губки, а маленькие пальчики скользят по руке мужчины, гладя её.

— Вставай, родной, нам нужно ехать, — протягиваю к нему руки, и он, зевнув, всё же протягивает мне свои, позволяя поднять себя с кровати.

Несу его в ванную, захватив с полки чистую одежду.

— Умывайся, — говорю я, пока прикрываю дверь, ведущую в саму комнату.

— Мама, а почему Эдвард вчера плакал?

Новые джинсы Тони едва не выпадают из моих рук.

— Откуда ты знаешь, что он плакал? — пытаясь придать голосу безразличие, спрашиваю я.

— Когда он пришёл ко мне, его щёки были мокрые.

— Он пришёл к тебе утром?

— В комнате было ещё не очень светло, — задумчиво проговаривает малыш.

— Эдварду приснился плохой сон, вот и всё, — подхожу к сыну за спину и целую в щёку. — Не бойся, с ним всё будет хорошо.

— Он сказал мне, что ты меня очень любишь, и я должен сильно-пресильно любить тебя, — закрывая воду, Энтони оборачивается ко мне, смотря прямо в глаза и никуда более.

Я внимательно слушаю.

— И я тебя люблю! — заканчивает малыш.

— Я тоже тебя люблю, — искренне улыбаюсь и ставлю его на пол, чтобы снять пижаму. — Очень-очень люблю моего мальчика.

Всё то время, пока я переодеваю его, Энтони смотрит на меня, улыбаясь и шепча, какая я красивая, хорошая и любимая.

— Ну, вот и всё, а теперь поехали, — закончив, поправляю футболку с обезьянками и оглядываю результат своей работы.

— Нам ещё долго ездить туда?

— Нет, родной, сегодня — и всё, — целую его в лоб и, вставая с колен, беру за руку, чтобы выйти из ванной.

Он обрадовано скачет вокруг меня, но когда видит спящего Эдварда тихонько идёт к выходу.

Домой мы возвращаемся часам к двум. Процесс выписки затянулся куда дольше, чем я предполагала. Но зато теперь я знаю, что с Энтони всё хорошо. Все его анализы и показатели в норме, и, по словам врача, если регулярно принимать необходимые лекарства, можно вести повседневную жизнь не хуже, чем любым детям.

Открываю дверь перед Энтони и выпускаю его из машины.

— Что хочешь на завтрак? — открывая дверь собственным ключом, спрашиваю я у сына.

— Блинчики! — смеётся он, отвечая. — С шоколадным сиропом!

— С сиропом так с сиропом, — посмеиваюсь в ответ и распахиваю входную дверь.

— Какого чёрта, Гарретт? Я же дал чёткие инструкции! — разъярённый голос Эдварда встречает нас прямо на пороге. Энтони замирает, но в то же время заинтересованно следит за происходящим.

— Зайчонок, иди, помой ручки, а потом приходи на кухню. Поможешь мне с блинчиками, ладно?

Он послушно кивает и бежит по коридору мимо Каллена. Тот, кажется, его и вовсе не замечает.

— Кто позволил его выпустить? Под какой залог? Ты должен был проследить за этим!

Стараюсь не мешать и веду себя тихо, хотя от каждого нового выкрика Эдварда непроизвольно вздрагиваю.

Нет, я не боюсь его. Уже не боюсь.

Насыпаю муку в миску, когда возвращается Тони, демонстрируя мне чистые ладошки.

— Молодец, — глажу его по голове, приступая к готовке. Он становится на стул рядом со мной, наблюдая.

Разбиваю пару яиц и даю ему задание размешать их, пока сама краем глаза наблюдаю вовсе не за тестом, а за Калленом, который мечется по гостиной с каменным лицом.

— Мама, так пойдёт? — Тони теребит меня за рукав блузки, тыча пальчиком на тесто.

— Да, пойдёт. Теперь нужен сахар.

Ищу на полках вышеуказанный продукт, но никак не могу сосредоточиться. Всё время думаю об Эдварде, да и его разговоры нервируют меня ещё больше.

— Вот он! — приходит на помощь Тони, протягивая мне серебристый пакет.

— Правильно, — вздыхаю, делая вывод, что пора бы уже подумать о блинах. Если захочет, Эдвард сам всё расскажет.

И всё же вопрос: «Кто кого выпустил под залог?» — остаётся для меня безответным. Я хочу узнать правду и надеюсь на это.

Когда блинчики начинают подрумяниваться на сковороде, их запах и звук отвлекают меня от Эдварда, и я с сыном полностью сосредотачиваюсь на готовке.

— Нет, Гарретт, ты сделаешь так, чтобы всё было как нужно, и позвонишь мне. Даю тебе сутки. После чего — ты уволен! — рявкает Каллен совсем рядом со мной, и я резко оборачиваюсь. Тони успевает подхватить сковороду за ручку прежде, чем она падает на пол.

— Мама, осторожно! — хмурится он, ставя утварь обратно на плиту.

— Белла, прости, — тем временем извиняется Эдвард, и через пару секунд его губы прижимаются к моему лбу.

— Привет, Эдвард! — Тони соскакивает со своего стула, обнимая ногу мужчины. Тот робко улыбается и подхватывает его на руки.

— Привет, малыш. Как дела?

— Мы больше не поедем в больницу, — сообщает радостные новости Тони. — Я теперь буду дома!

— Курс закончился? — теперь внимательные глаза Каллена переводятся на меня. Отрывисто киваю.

— Да. Сегодня последний день.

— Нужно тренировать память, — хмыкает он.

— Может, посмотрите телевизор, пока я закончу с блинами? — киваю на сковородку, обращаясь сразу к обоим.

— Да, конечно, — соглашается мужчина и разворачивается, унося малыша в гостиную.

Смотрю на сковороду пару минут, пока пытаюсь собраться с мыслями. Они калейдоскопом крутятся в моей голове. Наконец, решаю действительно закончить с приготовлением завтрака, а потом поговорить с Эдвардом.

— Спасибо, мама, очень вкусно! — Тони ставит тарелку в раковину и обнимает меня за талию в благодарность.

— На здоровье, родной, — отрываюсь от собственной порции и чмокаю его в щёку. — Пойдешь играть?

— Ага, — малыш улыбается и галопом уносится в свою спальню.

Смотрю ему вслед, а потом перевожу взгляд на Эдварда и замечаю, что он тоже смотрит на меня.

Не в силах больше сдерживаться оставляю тарелку с завтраком и, встав со своего места, подхожу к Эдварду. Намереваюсь обнять его, но мужчина меня опережает, и я оказываюсь у него на коленях, даже не успев пикнуть.

Впрочем, моей радости это не омрачает.

Вспоминаю, как вчера ночью не могла его коснуться и теперь с радостью запускаю пальцы в бронзовые кудри, пока сама прижимаюсь к мускулистой груди.

Лучший в мире запах наполняет лёгкие. Почему-то мне кажется, что Эдвард везде. Справа, слева, снизу, сверху. Наверное, это потому, что вчера была тяжёлая ночь, и я соскучилась.

— Как же мне тебя не хватало, — шепчет он, целуя меня в висок. — Все эти тридцать восемь лет!

— Но теперь я здесь, — заканчиваю за него, — и всегда буду. Надеюсь, в этом ты не сомневаешься?