АlshBetta - Islensk kaffi, или Кофе по-исландски [СИ]

Триггви начинает понимать, что мне не так важно, есть у него дети или нет, он в любом случае мне нравится, так что понемногу раскрепощается. И я наблюдаю его настолько настоящим, насколько это только возможно. Стоит сказать непогоде спасибо.

— Почистишь картофель?

— Запросто.

Мне вручают овощечистку и мисочку с мытой картошкой. Я становлюсь рядом с Триггви — еще одно приятное дополнение возможности готовить с ним — и принимаюсь за дело. Вроде бы такие вещи у меня получались неплохо.

— Ты рассматривала фотографии, — нарезая мясо, замечает хозяин кофейни. Руки его движутся уверенно, в десятке сантиметров от моих. То, как он справляется с мясом, меня завораживает — будто всю жизнь это делал.

— Да, и у тебя замечательная семья. Твои родители живут здесь?

— В этом доме. У них дела по фермерскому хозяйству в Акюйери, поэтому сейчас дома только мы с Ярдарбер.

— Они помогают тебе присматривать за ней?

— Кто может помочь лучше них? — Триггви отправляет ломтики мяса на разогретую сковородку, и они громко скворчат в масле. Успокаивающий домашний звук. — Я им полностью доверяю, а в уходе за ребенком это важнейшее условие.

— Я боюсь показаться тебе навязчивой, но все же… ты сказал мне, что не состоишь в отношениях. Ты имел в виду брак?

— Все отношения, кроме родственных, — мужчина хмурится, помешивая начинающий пригорать бефстроганов, — я не лгал тебе, Асаль.

— Но ведь у твоей дочки есть мама…

— Есть. Она живет в Рейкьявике, недавно поступила в университет — будет изучать английскую литературу.

— То есть у вас совместная опека?

— Нет, опека только у меня. Она пытается наладить отношения с Ядди, приезжает раз в два месяца, пусть пока это сложно. Может, когда малышка начнет узнавать ее, будет попроще, сейчас Ядди шесть месяцев, а это не тот возраст, когда можно припомнить человека, которого рядом нет. Да и мама ее морально слишком молода для материнства, Асаль.

— А ты?..

Триггви глядит на меня с долей скепсиса в глазах, но в основном там — здравый смысл и трезвость суждений.

— Мне двадцать восемь, я люблю детей, есть дом и работа, есть, кому присмотреть за дочкой, пока меня нет — достаточные условия. Я очень доволен, что Ярдарбер со мной. Не знаю, как там будет дальше, но пока — это идеальная расстановка вещей.

— Ты души в ней не чаешь…

— Это чувство неизменно и появляется само собой, — мужчина оглядывается на арку, проверяя ребенка. Отцовские инстинкты в нем живы и так же искренно просты, как и отношение к жизни, как и поведение. У Триггви нет даже маленького камешка за пазухой. Я не ошиблась, впервые составив о нем мнение.

Мы накрываем на стол вместе. Красивые синие тарелки — как в кофейне — и розовые чашки. Бефстроганов выходит потрясающим, в чем, впрочем, я и не сомневалась. Даже Ярдарбер заглядывается на наши тарелки со своего детского стульчика, пока папа терпеливо пытается накормить ее смесью из бутылочки.

У меня давно не было такого… семейного вечера. Еще и с ощущением, что я — часть этой атмосферы, дополнение для нее. Это очень здорово.

— Я постелю тебе в гостевой, — когда убираю со стола тарелки, сообщает Триггви. Забирает дочку на руки, заботливо вытирая ей личико знакомым мне полотенцем, — она наверху и небольшая, но, надеюсь, тебе будет удобно.

— Ты предлагаешь мне остаться на ночь?

— Я говорю тебе, чтобы ты оставалась на ночь, — неодобрительно глянув на меня, а потом — на погоду за окном, убежденно произносит мужчина, — даже не думай уходить.

Ветер рвет и мечет. Взметывая камешки и пыль с грунтовой дороги на ферму, бросается на окна, вышибает двери, вгрызается в термопанели фасада дома. Его разозленный, страшный гул доносится из малейшей щели, гневное бормотание откликается под крышей.

Моя комната, гостевая спальня на втором этаже, под основным ударом — то ли дует ураган с северной стороны, то ли у меня просто разыгралась фантазия. Второй час, безуспешно ворочаясь в постели, я лелею надежду хоть немного вздремнуть. И каждый раз вздрагиваю, сжав пальцами подушку, от очередного захода урагана. В покое он меня не оставит.

У Триггви уютный дом, отделанный с исландской простотой, но общескандинавским вкусом. Для себя отмечаю, что на его ферме больше теплых оттенков, чем привычного глазу бело-серого набора цветов. Это к лучшему — желтый цвет стен моей комнаты, например, вселяет щепотку оптимизма, что утро все же настанет.

Я в Исландии без малого год, мне казалось, видела все. Но такого ветра, косого ледяного дождя крупными каплями, черных грозовых туч без права на просветление, даже на пресловутом острове льда и пламени никогда не наблюдала. Это больше похоже на сюрреализм, чем на настоящую погоду. Я всерьез задумываюсь над тем, насколько древние викинги на самом деле были суровы, раз смогли здесь выжить.

Окно дрожит, поскрипывая деревянной рамой. О стекло бьются мелкие ледяные шарики — град.

Я, обреченно зажмурившись, сажусь на постели — под этот нескончаемый стук заснуть точно не получится.

Кутаюсь в одеяло из овечьей шерсти, подтянув ближе его края на плечах. В доме не холодно, но уж точно не жарко. Обогреватели остались внизу, в гостиной, а отопление меня, замерзшую так основательно, не согревает. Интересно, это будет очень неправильно, если немного похозяйничаю на хозяйской кухне и сделаю себе чай? Триггви пустил меня в свой дом в разгар бури, накормил, оставил здесь ночевать… вряд ли вскипяченный чайник воспримет как неуважение. По крайней мере, я надеюсь, что нет. С чаем у меня есть шанс и согреться, и уснуть.

Пол холодный.

Но в моей комнате, оказывается, он теплее, чем в коридоре.

Я осторожно прикрываю дверь, стараясь никого не разбудить шумом и одновременно привыкнуть к ледяному настилу. Удивительно, что доски еще не покрылись инеем — я уже почти.

Тихонько иду к широкой лестнице. Помню, что налево от нее, вперед по коридору, хозяйские комнаты, направо — моя гостевая, а вниз — гостиная и кухня с прихожей. Ориентироваться очень просто даже в кромешной темноте, что на счастье, потому что где выключатели, я не знаю.

Первый этаж еще хранит тепло от усиленного обогрева. Я и довольно, и облегченно вздыхаю, сходя на последнюю ступеньку лестницы и обволакиваясь согретым воздухом — напоминает первые секунды под горячим душем после долгих часов работы на скалах (и не могли пуффины гнездиться ниже?), потрясающее чувство.

Мне вдруг вспоминается обагренный солнцем Стамбул — так скоро, так просто, до рези в сердце.

Набережная Босфора с одинокой каменной скамейкой у самой воды. Армуда горячего турецкого чая из ближайшей лавки. Открытая жестяная коробочка с маленькими кусочками фисташкового лукума, щедро сдобренного сахарной пудрой. Шум пенистого Босфора и незабываемый закатный вид на Галатскую башню, разделяющую день и ночь своим куполом. Я никогда не устану наслаждаться присутствием здесь — одно из моих любимых мест, чтобы побыть наедине с собой.