Андраш Беркеши - Друзья

— Конечно, — кивнул Мольнар. — Я иногда бываю в тресте.

— Так может быть, ты помнишь тот случай, когда на него напустился некий инженер Миклош Зала?

Мольнар усмехнулся:

— Тяжелый случай. Как не помнить, когда я сидел там в президиуме. На областной конференции было дело. Но учти, это не тема для репортажа.

— Я понимаю, — сказал Вебер. — Как видишь, у меня нет ни магнитофона, ни блокнота. И не настолько я безрассуден, чтобы искать неприятностей на свою голову. — В его словах прозвучала неподдельная горечь. — Я стал беззубым львом, Фрици. Мне уже не хочется переделывать мир. Да что там мир! Даже уезд переделывать не стану. Я хочу жить спокойно, без конфронтации. Так что не бойся меня.

— Ну, что тебе сказать, — начал Мольнар. — Мы считали Каплара вполне достойным человеком, которого можно со спокойной совестью выдвинуть делегатом на партийный съезд, поэтому и внесли его в списки. А когда дошло дело до обсуждения, попросил слово Зала. Поднялся на трибуну и заявил, что не поддерживает кандидатуру Каплара. По его мнению, Каплар только на словах сторонник демократии, на деле же все наоборот. С других спрашивает строго, а для него самого законы не писаны. Машину, которая полагается ему по должности для служебных поездок, он использует в личных целях, как собственный транспорт. Ездит на ней в бассейн, на рыбалку, на загородные прогулки, возит на работу свою жену. К тому же Каплар строит в излучине Дуная загородный дом. Само по себе это еще не криминал. Но сооружают эту виллу рабочие с подведомственных ему предприятий, а расплачивается он с ними из государственного кармана, то есть выписывает премии как бы за работу на производстве. Короче говоря, — улыбнулся Мольнар, — Зала выставил своего начальника далеко не в лучшем свете. Упомянул также, что у Каплара в тресте имеется собственная кухня, а также повариха, официант и тому подобное. В общем, скандал был большой. До сих пор не могу понять, каким образом, несмотря на это, Каплара избрали делегатом на съезд. Не знаю, в какой мере обвинения, выдвинутые Залой, соответствовали истине, поскольку никакой проверки за этим не последовало. Но должен сказать, что смелость Залы мне понравилась. Не так уж часто в наше время встречаются люди, которые могут вот так откровенно, прямо в глаза высказать мнение о своем начальнике.

Возникла томительная пауза.

— А почему все-таки не расследовали злоупотребления Каплара? — с любопытством спросил Вебер.

Фридеш Мольнар глубоко вздохнул.

— Правильный вопрос, — сказал он. — Ну, наверно, потому, что он не единственный в стране начальник, который использует служебный транспорт в личных целях. Отдельную кухню с обеденным залом можно объяснить необходимостью принимать многочисленные зарубежные делегации. Все-таки это гораздо дешевле, чем устраивать для них обеды, скажем, в ресторане «Хунгария». Ну и потом, судя по показателям, Каплар — один из лучших руководителей отрасли. К тому же у него много влиятельных друзей, которые считают Залу демагогом и склочником, сующим нос не в свои дела. Некоторые называют его обыкновенным карьеристом, но это, по-моему, абсурд. Что за глупый карьерист, который роется в грязном белье своего начальника?

Вебер сдержал слово — не использовал в своих статьях информацию, полученную от Мольнара. О Капларе он написал как о дальновидном руководителе, который заботится об индустриальном развитии области, делая все, что в его силах. Работая над серией статей, Вебер много размышлял о Зале и пришел к выводу: Миклош Зала, несмотря на свой московский диплом с отличием, в конечном счете пропащий человек. У кого хватает безрассудства открыто нападать на своего начальника, тот заслуживает подобной участи. Героические времена уже миновали, никто не желает ложиться грудью на амбразуру. Сегодня уже есть возможность жить по-человечески, а самый верный способ обеспечить себе спокойствие и достаток — приноровиться к обстоятельствам. Да, он, Бела Вебер, освоил эту науку, именно так его учили, и он уже не свернет с пути, хотя бывают дни, когда ему тошно глядеть на себя в зеркало. Ну, да ничего, можно это пережить, тем более что такие моменты мучительного самобичевания возникают все реже.

Зала радовался, глядя, как буквально с каждым днем улучшается здоровье Миклошки. И в школе дела у мальчика шли хорошо. Учительница Мария на родительском собрании отзывалась о нем с похвалой, заметив только, что мальчик чересчур замкнут, на переменах держится в стороне от всех, и, по-видимому, у него нет товарищей… Тереза очень неуютно себя чувствовала под косыми взглядами, которые бросали на нее и на Миклоша другие родители. Домой они шли, взявшись за руки, как молодые влюбленные. Погода еще стояла теплая, хотя сгущались сумерки и, как обычно в весенние вечера, уже становилось свежо.

— Знаешь, — сказала Тереза, — я не удивляюсь, что у Миклошки нет друзей. Это естественно, ведь и у нас их тоже нет. Ни в поселке, ни на фабрике. Я чувствую себя здесь отверженной.

Миклош обнял жену за плечи.

— Ничего страшного, Тереза. Не вечно же так будет. Рано или поздно это положение изменится.

Тереза покачала головой:

— Не думаю. Эти люди никогда не простят тебя.

— А меня и не нужно прощать. Я не преступник.

На улицах было многолюдно, и они брели в этой массе, как заезжие туристы. Никто не здоровался с ними, и они ни с кем не здоровались.

— Нам и втроем хорошо, — сказал Миклош. — А это самое главное. У нас хорошая квартира, все есть. Имре к нам со всей душой, всегда поддержит, если надо. Просто у него сейчас много всяких дел, да и строительство дома — тоже не шутка. Но он нас любит. И на Еву тоже грех обижаться.

Тереза обвела улицу рассеянным взглядом.

— Ева — светская дама. Что у нас общего? Я не хочу уподобляться ей. У меня нет ни времени, ни желания жить так, как она. Я уже думала о том, что, когда Миклошка окончательно поправится, надо будет сразу вернуться в Пешт.

Миклош остановился.

— Тереза, — сказал он, — это невозможно. Где мы там будем жить?

Тереза тоже остановилась, отвернулась к витрине.

— Не знаю, — промолвила она уныло. — Но здесь жить я боюсь.

Зала молчал, разглядывая книги в витрине.

«Не надо бояться, Тереза, — хотелось, ему сказать, — я сумею тебя защитить». Но он понимал, что это были бы пустые слова. Разве можно защитить от невидимых призраков, от анафемы, от волн ненависти, которые накатывались на них и готовы были захлестнуть с головой, ибо никакой плотиной не сдержать эту ненависть.

Они уже поужинали и теперь сидели за столом и курили. Миклошка показал им тетрадки с выполненным домашним заданием, а потом начал рассказывать, что он видел по телевизору. Его красивое лицо раскраснелось, большие карие глаза блестели от возбуждения, но Миклош чувствовал во взгляде ребенка какую-то затаенную грусть, даже улыбка выходила у него какой-то печальной и виноватой. Тереза даже не встала, чтобы убрать со стола, занятая своими невеселыми мыслями.