Дитер Нолль - Киппенберг

Папст все еще стоял возле Лемана. Я прогнал из мыслей картину строительной площадки. Я просмотрел документы и стопку светокопий, задерживая внимание то на одном, то на другом листе, хотел было положить к остальным, но замешкался: мое внимание привлекли карандашные наброски на полях.

В жизни не забыть мне эту минуту: я невольно оглянулся, ища глазами Боскова, но Босков ушел к себе, его вызвали. Сердце звучно колотилось у меня в груди. Кто-то дотронулся до меня, и я испуганно вздрогнул.

Это был доктор Папст. Он приветливо взял меня под руку и подвел к большому плану, словно хотел объяснить, как будет строиться его завод. Я показал ему светокопию с карандашными пометками и спросил:

— Это что такое?

Папст оживился.

— Вы с прицельной меткостью выхватили изюминку из пирога, — сказал он уважительно. — Это японская установка, которую собираются для нас приобрести. Здесь мы можем с чистой совестью сказать: на уровне мировых стандартов. Вас это интересует?

Я состроил «лицо без выражения» — а в сердце ледяной холод, голова работает ясно и четко.

— Я покажу вам документацию, — сказал Папст. Поискал сперва на одном столе, потом на другом, нашел наконец кожаную панку и скоросшиватель и протянул мне со словами: — Вот, просмотрите на досуге. Химику, несомненно, будет приятно видеть, как решили эту проблему японцы.

Я кивнул, полистал, посмотрел формулы и сразу вошел в курс дела. Я видел проспекты на английском языке, пробежал глазами переписку с плановой комиссией и с министерством внешней торговли, перелистал заводские сметы.

— Вы правы, — сказал я небрежно, — меня это, в общем-то, интересует. — Потом захлопнул папку и вроде бы так, к слову, заметил: — Насколько мне известно, это добро во всем мире добывают из растительных экстрактов. У нас этим, по-моему, занимается Дрезден либо Вернигероде. По моим сведениям, этот синтез давно уже считается возможным, но не считается экономичным. Он много дороже, чем импорт растительного сырья.

— Вы осведомлены просто на удивление! — в восторге вскричал Папст. — Цены на сырье на мировом рынке за короткое время подскочили во много раз. То ли это очередная манипуляция с ценами, как их любят устраивать западные импортеры, то ли истинное уменьшение запасов — поди разберись. Лично я думаю, что развивающиеся государства не желают больше продавать сырье по бросовым ценам, а торговцы отвечают на это бойкотом. Во всяком случае, вот уже несколько лет во всем мире проблема синтеза очень актуальна. И японцы, как видите, выиграли гонку.

Вот уже несколько лет! — подумал я про себя, а вслух сказал:

— Но ведь то, что здесь предлагают японцы, — это, по сути дела, старая, известная с тридцатых годов технология.

— Совершенно верно, — сказал Папст, — но они по-новому подошли к проблеме катализа, работают при сверхвысоких давлениях, для чего им пришлось создавать новые сорта высоколегированных сталей. То, как они справились с данной задачей, заслуживает внимания само по себе. Это и есть уровень мировых стандартов.

Тоже мне уровень, презрительно подумал я.

— Мощности, — продолжал Папст, — рассчитаны на сто пятьдесят процентов наших потребностей внутри страны, так что мы сможем работать и на экспорт. Мы уже заранее радуемся этой установке. И не просто радуемся, мы даже гордимся.

— А почему ее монтируют именно у вас? — спросил я.

— Потому что ее продукция всецело соответствует нашему будущему профилю.

— Я хотел бы еще раз на досуге хорошенько все это просмотреть. А сейчас, извините, спешу. Сколько вы пробудете в Берлине?

— На сегодня у нас есть комнаты в «Линден-отеле». А завтра посмотрим.

— Тогда давайте поужинаем вечером вместе с Босковом, — предложил я, — я закажу столик и дам вам знать. Жена у меня уехала в Москву, не то я бы с превеликой радостью пригласил вас и ваших коллег к себе.

— Ради бога, — замахал руками Папст, — зачем тратить время и силы! Очень даже хорошо, что вы соломенный вдовец.

— Ничего хорошего, — отвечал я и любезно добавил: — Мы любим принимать гостей. Вы могли бы и переночевать у нас. Но при сложившихся обстоятельствах будет лучше, если мы поужинаем в другом месте. — Я направился было к двери, но вернулся: — Вы привезли ее с собой, — я указал на папку, — только для полноты картины или здесь есть проблемы, которые требуют машинной обработки?

— Отнюдь, — сказал Папст, — мы просто упаковали все, что имеет хоть малейшее касательство к делу, половину нашего проектного бюро, вы же видите, — и он обвел рукой вокруг себя.

— Значит, встретимся за ужином, — сказал я с неизменной любезностью. — А до того я еще разок позвоню в Эрфурт. — С этими словами я ушел к себе.

От себя я позвонил, у Шнайдера никто не ответил, тогда я набрал номер лаборатории, трубку сняла фрау Дегенхард.

— Неточность, вероятно, следует отнести к числу самых новых ваших добродетелей? — так приветствовала меня она, но тут у нее вырвали трубку, и на меня набросился Шнайдер.

— Вы где это пропадаете? — завелся он. — У господина нынче нет настроения, так что ли? Что здесь сегодня происходит? Кортнер вообще до сих пор не соизволил явиться, мне донесла об этом Анни Зелигер, она позвонила ему домой, он не заболел, но что-то у него неладно, по словам Анни, жена его разговаривала по телефону таким голосом, как будто плакала…

Я помедлил с ответом:

— Увольте меня, пожалуйста, от сплетен, у меня, видит бог, хватает других забот. К сожалению, я не могу сегодня ставить опыты, тут появились всякие неотложные дела, я, право…

Шнайдер коршуном налетел на меня:

— Да пошли вы о вашими неотложными делами! Что вы, спрашивается, за тип такой?! Бюрократ вы, и больше никто, химик из министерства! Хотелось бы знать, почему вы до сих пор называете себя ученым! Это же надо так подвести!

— Я не мог знать заранее, — кротко объяснил я Шнайдеру.

— Зато обычно вы все знаете! — крикнул Шнайдер и бросил трубку.

Гнев Шнайдера не следовало принимать всерьез, я это знал. Я даже уверен, что, бросив трубку, он пришел в отличное расположение духа, потому что опять кому-то дал прикурить. Но я уже не думал про Шнайдера, я думал о Кортнере, потом я и Кортнера прогнал из мыслей и начал листать Папстов скоросшиватель, рассеянно, с неприятным чувством, будто за мной кто-то наблюдает.

Наверно, не кто иной, как Иоахим К., заглядывал в данную минуту через плечо себе будущему. Но не он один, кто-то еще наблюдал эту немую сцену: комната в институте, Киппенберг за столом, нерешительный, растерянный. За Киппенбергом наблюдает Ева. Она смотрит, что он теперь будет делать. Под Евиным взглядом Киппенберг поднимается с места, отпирает несгораемый шкаф, достает розовый скоросшиватель, кладет его на стол. Скоросшиватель кажется таким тоненьким и невзрачным рядом с солидным гроссбухом Папста из роскошной тисненой кожи, где на обложке золотом выгравировано название японской фирмы.