Роман Солнцев - Восторженный беглец

— Кого ему? Тюрина?.. Иванова?.. Не-ет, — раздался нестройный ответ. Я передал вниз фотографии, и пока они там разглядывали их при свете горящих зажигалок и одного едва теплящегося фонарика, сел на снег, свесив ноги и неловко уцепившись за тяжелый качающийся люк, сполз вниз. Я оказался верхом ка широкой горячей трубе, на каких-то рваных одеялах и фуфайках.

И тут меня ждала неожиданность.

— Так это — Костя Ливанов! — воскликнул одни из оборванных джентельменов. — Клянусь честью — поет!

— Поэт?! — поразился я, отнимая фотографию. Может быть, я что-то не то им передал. Я был готов к чему угодно, но только не к такому варианту. — Ливанов? Почему Ливанов?! — И тут же сам сообразил: Костя все-навсего добавил букву в начале. Попробуй догадайся!

— Он из семьи бывших репрессированных… злой мужик!

— Репрессированных?!

— Знаешь, какие стишки писал?! Его даже в "Заполярной правде" напечатали! Мужики, номерок не выбросили?

— Как же?! Наш человек! — пробурчал кто-то, а мне сунули под нос половину газеты. На ней темнела нечеткая фотография — разумеется, это был он, Костя Иванов, уже с отросшей щетиной волос на голове и в усах, похожий на турка. Под фотографией шел текст: "У нас в гостях харьковский поэт Константин Ливанов. Он в Заполярье впервые. К. Ливанов сказал: "Мне нравится воздух Севера. Может быть, я здесь останусь, поживу, поработаю". Мы печатаем новые стихи нашего гостя, а может быть, теперь и земляка!"

А ниже следовали напечатанные слепеньким шрифтом два стихотворения: "Ночь" и "Матери". Я жадно прочитал их — раз, еще раз — и не поверил глазам. Стихи оказались неожиданно слабенькими, неровными, жалкими… Даже мой сын пишет лучше! Где ум, где ирония? Хотя бы собственный взгляд на вещи? Одно сравнение залетело явно из Есенина: "Скирды лунного света". А любимую мать сопоставляет со всеми другими женщинами земли так:

… не потому, что с нею сладко мне,

а потому, что стыдно мне с другими…

Сам же в письме приводил Анненского. Я уж про рифмы не говорю — халтурные… Нет, что-то здесь не то. Может, мистификация? Для смеху? Непохоже.

— Можно, я возьму? — попросил я. — Я верну.

Люди вокруг загадочно молчали.

— Я вам куплю… — пробормотал я униженно, не зная, что и предложить — водку, чай. Может быть, про чай — легенды? Какой чай в лютую стужу?! — Я, тэ сэзэть…

— Молодой человек?! — воскликнул интеллигент в женском пальто и галстуке. — Вы нас обидели! — Он утер слезу. Она у него действительно блеснула. — Разве ж мы просили что-нибудь за поэзию?! Ваш друг? Берите! Вернете! Я лично — верю!

— А зажилите — еще найдем в библиотеках, — пояснил маленький человек с гладким, как печеное яблоко, лицом.

Я растерянно сунул газету в карман пальто.

— Он работал в пожарке, — вспомнил человек с галстуком. — Потом к нам пришел. А лотом исчез… Как юность!

— Да что там исчез?! Его Осел убил!

В темноте раздался шум, кто-то полз по трубе.

— Я не убивал его! — дохнул теплом человек, которого обозвали Ослом. Я увидел вполне нормальное лицо, никак не лицо убийцы, правда, со следами пороков, обрюзгшее, с белыми бакенбардами, слегка напоминающее лицо известного замечательного актера Басова. — Никогда! Моя фамилия Мартынов. Он заводил меня! Говорил, что он Лермонтов, а я Мартынов! Вот, говорит, убьешь меня или нет? Он же издевался надо мной, товарищи!

— Костя?! — не поверил я.

— Костя, — подтвердил Осел,

— Находило на него, — подтвердил маленький человек. — А иногда добрый. Даже "Кагор" пили. А вы не угостите?

— Но если только по душе! — уточнил строго интеллигент в женском пальто с лисой. — По велению! С такой поправкой.

Я вылез на ледяной ветер, оставив у них рюкзак. Когда я вернулся с тремя бутылками "Кагора по карманам, в трубе никого не было. И моего рюкзака тоже. Они сбежали по одному из бесчисленных подземных коридоров. Очевидно, решили, что рюкзак с вещами дороже, чем "Кагор". Я с этими бутылками и притащился в милицию.

Старший лейтенант встал из-за стола, потер красное лицо:

— Что-то новое! Обычно они не воруют. А вы взрослый человек! Оставили, ушли! У них же нет понятий о чести. — Он пристально посмотрел на меня. — У вас на носу сажа! Идите в гостиницу. — Он накатал записку и протянул. — Вот, Мария Николаевна, администратор, сделает. На когда вам заказать билет? На завтра?

— Что вы?! Я все-таки попытаюсь найти!..

— Я уверен, его здесь нет. Если среди этих нет… Что за стихи они вам дали, ну-ка?

Я сунул руку в карман пальто — газеты не было.

— Н-да! — Татышев рассмеялся. — Дети! Вот что. Вам надо выспаться. Когда мы идем к ним в гости, всегда свежие. Народишко они в принципе нестрашный, но темнота приучает ко всяким шуточкам. Каждый раз за пистолетишко боюсь.

Я побрел, булькая бутылками, сквозь поземку к гостинице, над которой плясали зеленые и желтые неоновые сломанные буквы. Получив комнату, провалялся минут пять на заправленной кровати, но мне не терпелось. Снова оделся и прибежал в милицию.

Старший лейтенант сидел, листая подшивку "Заполярной правды". Он отрицательно покачал головой.

— Кяк?! — вырвалось у меня.

— За три месяца просмотрел! Нет тут никакого Ливанова! Есть Нонин, есть Бариев.

— Я своими глазами видел!

— Товарищ Нестеров! — поморщился милиционер. — В наше время такой пустяк — договориться с работником типографии! За бутылку водки что угодно вам тиснут— в одном экземпляре… Как ни беседуй с товарищами по линии ответственности, есть еще, есть…

— Они сказали — если не вернете, мы найдем в библиотеках! Он наша гордость, сказали!

Татышев, еще более побагровев, снял трубку.

— Алло, редакция? Старший лейтенант Татышев из УВД. Мы ищем подборку стихов некоего Ливанова… не посмотрите? Да нет, никакой опечатки… Нам нужен сам автор, факт публикации… Да. И перезвоните мне. — Он положил трубку. — А то подумайте — вот-вот завернет пурга. Застрянете. У вас сердце-то ничего? А вот у моей супруги… Тут ведь то магнитная буря, на экране чехарда… то кислороду не хватает… а уезжать не хочется — народишко хороший.

Зазвонил телефон.

— Да? — Татышев вскинул рыжие брови и медленно положил трубку. — Есть такое дело, вы правы Двадцать девятого ноября. Видно, у нас вырвали. Любители!

Мы сели в машину и покатили по ночным (точнее, еще дневным) улицам города. Прежде всего наведались в редакцию — Татышев посмотрел на фотографию в газете. Вырезать страницу нам не позволили. И мы поехали дальше. Коменданты рабочих общежитий листали толстые тетради. Мы сами заходили в некоторые комнаты, где живут шахтеры, недавно появившиеся за Полярным кругом. Но нет. не было нигде Кости Иванова-Ливанова ни сейчас, ни раньше. В пожарной части, глянув на фотографию, нам сообщили — мелькал похожий человек, но фамилия, кажись, Ливаров. да, Ливаров… Он проработал всего две недели, повздорили из-за того, что во время учебной тревоги его окатили водой, и он решил, что это специально.