Збигнев Домино - Пора по домам, ребята

Оставив своих бойцов во дворце, Родак поспешил с донесением к командиру батальона. От девчат он узнал, что дворец и окрестные поля — вплоть до темневшего на севере леса — принадлежали баронессе фон Клейст. Когда фронт начал приближаться, она убежала, успела, а вместе с ней почти вся немецкая прислуга. В усадьбе остались только вывезенные сюда на принудительные работы русские и польки да старый садовник с женой. Военные действия, к счастью, обошли усадьбу стороной. Отступающие в панике немцы не успели ничего уничтожить. Советские войска как ураган преследовали противника. Итак, волею судьбы лежащее в стороне, вдали от главных дорог, живописно расположенное на берегу Балтийского моря имение стояло почти нетронутым.

— Так, значит, старший сержант, можно смело вести батальон?

— Так точно, товарищ майор.

— Интендант!

— Слушаюсь!

— Хозяйственный взвод вперед. Впрочем, сам знаешь, чем должен заняться. Сейчас семнадцать ноль-ноль. Через полчаса поднимаем колонну. Позаботься о размещении людей и лошадей. И о горячей пище.

— Слушаюсь, товарищ майор!

Таманский снова обратился к Родаку:

— А ты передай по цепочке, что скоро выступаем. И чтобы никакого самоуправства при размещении. Куда кого поселят, так и будет. Ну, и подтяни немного солдат, а то некоторым кажется, что мы выбрались сюда на прогулку. А у нас есть боевое задание, вот так-то. Ясно, Родак?

— Так точно, товарищ майор! Но…

— Что еще за «но»?

— То есть, извините, товарищ майор, но я забыл доложить, что там море!

Майор Таманский улыбнулся и похлопал Родака по плечу.

— Ой сержант, сержант, значит, ты до этого не знал, что здесь море? Зачем же ты носишь тогда с собой планшет, а?

Родак почувствовал, как краснеет.

— Смотри, политрук, какое у нас войско непросвещенное. А иной раз послушаешь — поют: «Море, наше море».

— Пусть поют, товарищ майор, ведь теперь у Польши этого моря вон сколько: от Гданьска и до самого Щецина. Не то что до войны. Представляете себе, Родак, какой это отрезок побережья?

— Более или менее…

— А ты впервые увидел море? — спросил майор.

— Так точно!

— Ну тогда ничего удивительного, что столько времени потерял попусту в этой разведке. Ой, Родак, Родак, когда ты, сынок, станешь серьезным… — Майор не успел докончить, как внимание всех привлек короткий глухой звук взрыва. — Мина? Не хватало только, чтобы кто-то нарвался. Наверное, где-то в хвосте колонны… А ну-ка, старший сержант, сгоняй туда!

Спустя несколько минут Родак сидел в пыльной придорожной канаве и кусал губы до крови. Взрыв противотанковой мины разорвал на куски Ковальчика…

— Я же говорил, объяснял старику, чтобы он туда не лез, — рассказывал о происшествии Дулик. — И Тридульский тоже просил, но он и слушать не хотел и только твердил свое, что не загубит скотину, что должен напоить коров, ведь корова — не человек, ее по стойке «смирно» не поставишь. А раз нам после войны приказали заняться хозяйством, то надо заботиться о скотине. Что майор всыплет ему, если, к примеру, буренка подохнет, а ей до этого совсем немного осталось, потому как мало того, что она хромает, так еще и не напоена с самого утра. Ну и погнал своих коров вон туда, к реке, здесь, около этого мостика, спуск ему очень понравился…

— Как вы могли ему позволить? Ковальчик рехнулся, но вы-то о чем думали?

— Я же ему говорил, — растягивая слова, вмешался Тридульский. — Говорил ему: «Валек, ты что, белены объелся или пьяный? Здесь мины могут быть». — «Ну и что, — он мне на это. — Всю войну хожу по минам, и ничего. А скотину напоить нужно. Она — не человек, не поймет». Ну, тогда мы ему: «Так ты, говорим, гони хотя бы эту свою скотину впереди. Почувствовав воду, сама дойдет. А если, не дай боже, подорвется на мине, то и черт с ней». И слушать не хотел, но в конце концов согласился. Отвязали мы коров и погнали к реке, а скотина умная, хоть и немецкая, — по-шла! И ничего. Пьют себе воду, сколько хотят. «Ну, говорим, Валек, пускай теперь свою буренку, пусть и она напьется». А он держал ее все время на привязи. Нет, одну он ее не пустит, потому что хромает. Сам отведет и напоит. А честно говоря, не знаю, как ты, Дулик, но я подумал про себя: четыре коровы прошли, значит, все в порядке. Значит, никаких мин там нет. Ну, вначале так и было. Ковальчик подвел буренку к реке, та напилась, да и он, зачерпнув воду, лицо обмыл. Я тоже хотел было последовать его примеру, ведь жара страшная и пыль столбом. Он уже возвращался, обратно шел. Не спеша, буренка же хромала. Вел ее на постромке да похлопывал по загривку. И вдруг как рванет!.. А такой справный мужик был. Всю войну прошел. И орден только что получил. Троих детей сиротами оставил… Добрый мужик, но упрямый, не приведи господь. А ты говоришь, почему мы его пустили. А ты бы не пустил? Разве тогда, в Берлине, он кого слушал, когда со связкой гранат бросился на танк?..

В майские солнечные дни 1945 года Войско Польское выступило из-под Берлина в обратный путь на родину. Возвращались домой победителями, это верно; много солдат полегло да измотаны были страшно. Шли по искореженной, сожженной территории врага, но, когда вступили на родную землю, перед ними предстала еще более безотрадная картина: повсюду разрушенные города-кладбища, сгоревшие дотла деревни. Заминированная, искалеченная бомбами, изрытая зигзагами окопов, поросшая пыреем и бурьяном земля…

Дивизия, в состав которой входил батальон майора Виктора Таманского, спустя всего несколько дней после окончания войны вместо распоряжения о демобилизации получила приказ о срочной переброске в расположенный между Колобжегом и Кошалином район Польши. Перед ней была поставлена задача: собственными силами и с помощью средств, которые удастся организовать на месте, заняться в выделенном районе освоением земель, и в первую очередь крупных помещичьих имений, не допустить, чтобы хоть один клочок или один колосок пропали даром. А бойцам разъяснить, что освоение воссоединенных земель имеет для Польши не только экономическое значение, но еще и политическое — возвращаются Польше ее исконные земли, которые победоносно были отвоеваны у гитлеровцев. Задачу, поставленную перед дивизией, считать боевым заданием.

Офицеры-политработники объясняли солдатам значение этого исторического факта, раздавали листовки.

«Солдаты! Товарищи по оружию!

Закончился период сражений. В ходе победоносных боевых действий вы вернули родине ее исконные земли. Сегодня под вашей вооруженной защитой возвращается к жизни возрожденная Польша. Хлеб нужен вам, вашим женам, матерям, сестрам, детям. Хлеб нужен всему народу! Впервые дают Польше хлеб воссоединенные земли по Одре, Нисе и на Балтике. Близится момент, когда к золотым колосьям протянутся тысячи рук. Но враг опустошил наши деревни, унес сотни тысяч человеческих жизней. Мало осталось рабочей силы в польской деревне. Женщины, молодежь и дети встанут на битву за хлеб. Мы должны помочь им в их труде! Кто первым придет на помощь матерям и сестрам?