Йото Крыстев - Зерна гранита

Встретив первых жителей Блуфилдса, мы спросили о достопримечательностях этого города. Они удивленно посмотрели на нас и, наверное, только из вежливости не задали нам вопрос: «Вы, случайно, не сумасшедшие?»

Отсталость, нищета, грязь и множество детей — вот достопримечательности и характерные особенности этого почти 20-тысячного города. Большая часть домов перекошена, потому что вода быстро разъедает фундамент. Мужчины толпятся у пристани, женщины с накрученными на бигуди волосами, как будто все готовятся к какому-то торжеству, слоняются около домов, а дети собираются стайками, как воробушки, и, увидев незнакомых людей, протягивают руки за милостыней. Чуть не забыл тебе написать, что здесь, в этом заброшенном на берегу океана городе, можно встретить любых людей — белых, желтых, черных. Видно, моряки всего мира оставляли здесь частицу своего сердца…

Несколько раз мы обошли город, пообедали лангустами, и снова наша «букашка» понеслась над океаном. Километрах в восьмидесяти от Блуфилдса расположен остров Исла-дель-Моис-Гранде.

— Остров Спокойствия, — пояснил Марио.

— А посадочная полоса есть? — спросили мы.

— На песчаном берегу, — рассмеялся он. — Но если его зальет водой, придется искать колею.

— А почему его называют островом Спокойствия?

Марио хитро посмотрел на Рикардо и, убедившись, что тот остался безучастным к нашему вопросу, пояснил:

— Потому что там каждый живет по своим неписаным законам. Знаю несколько человек, которым уже по 80 лет, а остров ни разу в жизни не покидали. Для них остров — весь мир…

Среди огромной синевы океана остров напоминал муравейник. Самолет пошел на снижение. И вот мы на острове. Он занимает не более восьмисот гектаров. Население — около трех тысяч человек. Позже мы узнали, что здесь никогда не было переписи населения.

Мы на машине объехали весь остров. Основным и, пожалуй, единственным промыслом островитян является лов и переработка рыбы. На острове есть все — красиво оформленные магазины, рестораны с оркестрами, бар. По главной улице вечерами прохаживаются молодые люди. Марио был прав, когда назвал его островом Спокойствия. Здесь никто никуда не торопится. Люди движутся медленно и спокойно, с песнями.

Поздно вечером, после того как мы более часа наслаждались ласками океана, нас приветствовал смешанный оркестр птиц, кузнечиков и диких животных.

Утром в сопровождении двух местных жителей мы поднялись на холм, откуда весь остров был виден как на ладони. Небольшое, как нам показалось на первый взгляд, возвышение выгнало из нас пот, словно мы побывали в сауне. Когда поднялись и сели отдохнуть, старший из проводников, Рене, объяснил нам, что мы находимся на Приятной вершине, а тропинка, по которой поднимались, называется тропой Верности.

Рене говорил на местном наречии, которое было чем-то средним между английским и испанским языками. Но историю, которую он нам поведал, мы поняли хорошо.

— От прадедов это нам осталось, а откуда к ним пришел этот обычай, не знаю. Каждый молодой человек, который решил жениться, должен на руках с берега океана до самого верха этого холма донести свою избранницу и отсюда громко крикнуть: «Люблю тебя, моя жена!» И если он это скажет не переводя духа, она будет верна ему до гроба. Затем невеста берет жениха за руку и ведет его за собой по тропе Верности к океану. Они ополаскиваются в воде океана и идут в дом юноши.

Кто-то из нас тут же спросил:

— А все ли юноши выдерживают это испытание?

— До сих пор еще никто не выдержал, поэтому никто и не обижается на свою жену, если она свернет с тропы Верности. — Рене засмеялся и поспешил пояснить, что здесь мораль на высоте.

Он прежде был матросом, много странствовал и хорошо знал правы и обычаи многих народов. Тяжелая матросская жизнь сделала его суровым и беззаботным. Рене умел веселиться, умел и работать. На острове он был самым авторитетным человеком. Дети, завидев его издалека, снимали шапки, а взрослые спешили поздороваться с ним.

— И женщины у нас особенные, — продолжал шутя Рене. — Изменчивы, как океан. Посмотрите, сколько раз за один только час он меняет свои краски!

С высоты холма мы обозревали безбрежный океан, И поверь, Рене был прав. Вода в заливе постоянно меняла свой цвет — от ярко-синего, с десятком разных оттенков, до темно-зеленого.

Не скрою, здесь, на этой пяди земли, чудом уцелевшей в огромном океане, я встретил самых красивых женщин Никарагуа. Стройные, высокие, с неповторимой грацией, с матовыми лицами и синими глазами. Голоса их как колокольчики оглашали остров и тонули в шуме прибоя.

Наверное, все, кто приезжает сюда, не спешат уехать, вот почему наши хозяева были удивлены, когда мы сказали им, что пора уезжать.

— Не обидел ли вас кто? — спросил Рене.

— Нет! Но если мы останемся здесь еще на несколько часов, то не знаем, сможем ли вообще отсюда уехать. У вас здесь столько волшебства!..

— У нас все естественно. Даже любовь свободна от предрассудков. И в отличие от других у нас нет ревности. Люди живут в любви и согласии…

На обратном пути мы рассуждали о необычных нравах островитян — о тропе Верности, об уважительном отношении и согласии, в котором живут здесь люди, о красивых женщинах. И каждый из нас тайно хранил в душе вопросительный взгляд синеокой девушки.

Не останавливаясь в Блуфилдсе, мы пролетели джунгли и приземлились на аэродроме в окрестностях величественного Момотомбо.

КАРЛОС ГАЙО и сейчас пришел не один. С ним были Томас, Магда и Ольга — все из журнала «Подер сандиниста». Карлос — главный редактор журнала. Еще с первой встречи я запомнил его по сигаре в зубах, которая непрерывно перемещалась из одного угла рта в другой, и по кепке на голове. Журналисты вошли все вместе, продолжая свой спор, который начали, как я понял, еще в редакции.

— Ну почему вы не хотите согласиться, — горячился Карлос, — что пропаганда — это мысль и сердце, без которых революция будет незаконченной?! Друг, — обратился он ко мне, — скажи им ты, пусть поймут, что сегодня главный боец тот, кто умно и тактично вдохновляет и мобилизует людей, кто беспристрастно, с чувством ответственности, с классовых позиций объясняет явления, которые возникают, кто своими действиями и делами зажигает других…

— Но для всего этого, — прервал его Томас, — необходимо основное, без чего каждый пропагандист превратится в болтуна, и это основное — марксизм-ленинизм!

— Ну конечно! Я об этом и говорю!

Карлос смугл, с сутулыми плечами, с небрежно прижатым кепкой чубом, с подчеркнуто индейским темпераментом — горячий как огонь. Томас медлителен, улыбчив, сосредоточен. Магда и Ольга непрерывно смеются над бесконечно спорящими Карлосом и Томасом, которые доказывают друг другу одно и то же.