Антон Дончев - Странный рыцарь Священной книги

Я смотрел на баронессу и молчал. Начиналась большая игра с большими ставками. Я верил в свой добрый жребий, но баронесса должна была первой сделать ход.

Поскольку за решеткой видно было только ее лицо, она казалась молодой девушкой. Как и глядя на Ладу, невозможно было угадать под груботканными одеждами этой женщины роскошную грудь и дивные бедра. На похудевшем лице ее как-то особенно ярко горели огромные глаза, под глазами легли тени, губы припухли. Она походила на женщину, предававшуюся любви всю ночь — нет, несколько ночей кряду.

Баронесса сказала:

— Барон пришел в себя. Он хочет тебя видеть.

Почему тогда она не открывала дверь? Я сказал ей:

— Если бы барон не пришел в себя, ты стала бы владетельницей замка Отервиль. А всего-то: свинцовый гроб, который нельзя открывать — какие только болезни ни приходят с этого страшного Востока — а в нем мертвый барон. Пока ты, его жена, не докажешь, что барон мертв, ты не вправе обладать и распоряжаться замком его и землями. Можешь владеть ими, но сама будешь подвластна совету рода Д’Отервилей.

Она смотрела на меня, и выражение глаз ее вдруг стало по-мужски жестким. Она сказала:

— Барон Анри, ты долго жил среди убийц. Я хочу, чтобы муж мой был жив. И чтобы ты заставил его остаться со мной.

Я отошел к бойнице и выпустил голубя. Не следовало кроткой птахе слышать те слова, что намеревался я произнести. Я сказал Ладе:

— Влад пришел в себя.

Вернулся к баронессе и сказал:

— Твой муж останется с тобой, если позволишь мне уйти отсюда с Книгой. Человека — за Книгу.

Она закрыла глаза. Лицо ее вмиг постарело. Потом глаза открылись и она спросила:

— А властен ли ты сделать это?

И я сказал — не видя причины быть с ней искренним:

— Книга властна.

И, немного подумав, добавил:

— Когда муж твой поправится, отведи его к реке, к глубокому омуту. Заставь раздеться и оставить платье барона на берегу. Пусть подумают, что он стал купаться и утонул. Можешь найти и какой-нибудь неузнаваемый труп утопленника… А Влада отпустишь обратно — в земли болгарские.

Она сказала:

— Я подумаю.

Железный ставень опустился. Рядом со мной стояла Лада. Она спросила:

— Чего хочет эта женщина?

Впервые заговорила, с тех пор как нас заточили в башню.

Влад лежал на спине, грудь его была перевязана. Супружеское ложе баронов Д’Отервилей было очень широким. Над головой Влада покачивался шелковый балдахин, державшийся на четырех позолоченных колоннах.

Я стоял по одну сторону ложа, Лада по другую — как дьявол и ангел, пришедшие бороться за душу Влада. Рваные и грязные наши одежды не слишком соответствовали величественности спальни. Баронесса стояла в ногах у Влада. Женственная, трепетная, бледная, в длинном до земли одеянии и с высокой прической. Я заметил в черных ее волосах серебряные нити. Влад показался мне исхудавшим, но весьма воодушевленным. Он сказал:

— Итак, ты продаешь меня?

Слова эти не задели меня, я даже не вздрогнул. Я уже решил все заранее. И сказал ему:

— Книга должна продолжить свой путь.

Влад спросил:

— Без меня?

Я ответил:

— Без тебя. Без меня, без Лады. Книга — это всё.

Влад сказал:

— И я должен обещать, что останусь в замке?

Я сказал ему:

— Если не останешься ты, останемся все мы. И Книга. В любой час здесь может появиться Симон Католик.

Влад молчал. Он смотрел на меня. Смотрел на Ладу. Ни разу не взглянул на баронессу. И вдруг заговорил и сказал так:

— Ты оставишь Ладу со мной. Я отправлю ее в Болгарию — ведь я барон, не так ли? Иначе в другой раз ты продашь и ее.

Я сказал:

— Пусть решит сама Лада.

Лада наклонилась и поцеловала его в лоб. И сказала ему:

— Прощай, Владе!

Влад сказал:

— Прощай, Ладо! Бог с тобой, Бояне. Не могу я ненавидеть тебя, как не мог и полюбить. Ты не человек.

Мы вышли. Лада тихо спросила:

— Зачем, зачем?

Потом добавила:

— Что за страшное Слово ношу я в себе? Оно ведь исполнено любви и доброты… Зачем же оно разлучает людей?

Я молчал. Что я мог сказать?

И вновь держал я в ладонях своих свиток Священной книги. Он казался невесомым, странным и чужим без железной своей брони. Баронесса завернула его в кусок мягкой оленьей шкуры. Я развернул и посмотрел на диковинные, необычной формы, письмена. Неужто кто-нибудь умел прочитать их? Не сохранялось ли сокровенное Слово лишь в памяти живых людей — таких, как Лада? Баронесса куталась в длинные свои одежды и все же дрожала от холода. Мне показалось, что она обрадовалась, отдав мне Книгу — она освобождалась от нее. Лада стояла рядом со мной — она даже не взглянула на свиток. Баронесса сказала:

— Я посмотрела, но ничего не поняла. Правда ли, что с ее помощью можно призвать дьявола?

Я покачал головой: нет, неправда. И в тот же миг подумал — а не призывает ли и впрямь эта Книга слуг зла? Не приманивает ли их, как огонь — хищников? И не могут ли они причинить ей зло — как мошкара, слетаясь к зажженной свече, способна загасить ее пламя? А приблизившись вплотную к ней — сгорает. Была ли Священная книга нетленной?

Я посмотрел на баронессу. Не знал, в какие слова облечь свою просьбу. Сказать ли «Молю тебя» или… Не помню, когда в последний раз молил я кого-нибудь — кроме Бога. И я сказал:

— Пригласи Доминиканца в замок. Мы должны уйти незамеченными.

Она задумалась. Потом сказала:

— Помнишь, что сказала я монаху? Что когда человек умирает, с ним умирают и его устремления.

Да, я помнил кувшин, что упал и разбился, забрызгав нам ноги красным вином. Лады при этом не было. Теперь она вдруг проговорила:

— Не убивай его. Пусти слух, что он чумной. Пусть разбегутся люди его. Пусть останется один-одинешенек. Может, тогда задумается о содеянном им зле.

Баронесса едва заметно приподняла брови и с удивлением оглядела Ладу.

Конские копыта процокали по бревнам навесного моста. Мы с Ладой покидали замок Отервиль. На груди у меня, под кольчугой, плотно к телу была привязана Священная книга. Лада везла с собой клетку с двумя голубями. Влад дал ее ей, чтобы она выпустила их, когда мы найдем новый приют.

По обеим сторонам моста возвышались две башни. На площадке правой башни стоял Влад, поддерживаемый двумя рослыми мужчинами и баронессой. Над головами их вились встревоженные голуби, а голуби в клетке Лады били крыльями. Ветер трепал флажки с изображением вепря на копьях стражей, которые будто стерегли нового барона, чтобы он не рванулся к нам. Из бойницы левой башни провожал нас взглядом бледный Доминиканец. На площадке этой башни развевались два лоскута — красный и черный. Монах внезапно заболел — баронесса сказала нам, что лицо его покрылось красными пятнами. Его заперли в нашу келью и все его вещи сожгли. Люди его разбежались. Баронесса говорила, что опасается, не чума ли это. Не ровен час могли и ее замок поджечь… Но внешне она не проявляла никакого беспокойства. Доминиканец недооценил ее.