Антон Дончев - Странный рыцарь Священной книги

Двое мужчин забивали крест накрест досками дверь башни Доминиканца. Удары молотов сыпались, как комья земли на гроб. Белое лицо монаха вжималось в решетку.

Я отвернулся. Первый хранитель Священной книги умер как раб, второй провожал ее бароном. Какую участь приготовила Книга Ладе и мне?

Спустя много лет я вернулся в замок Отервиль и нашел могилу Влада. В семейном склепе баронов Д’Отервилей высился огромный саркофаг из полированного серого гранита. Последний барон Д’Отервиль лежал, изваянный в мраморе, на крышке саркофага. В скрещенных на груди руках зеленел покрывшийся патиной медный свиток. Изображение Священной книги. Я не поверил, что под каменной глыбой лежит Влад. Почему-то был уверен, что баронесса отпустила его… Но к тому времени она уже была мертва и не могла сказать мне правду.

И все же я оставался возле саркофага, пока не стало смеркаться. Старик-священник вывел меня из склепа — негоже оставаться с мертвыми после захода солнца. Боже, с какой радостью я бы встретился с духом Влада.

Мы с Ладой спешили к Мертвому городу. К вечеру небо заволокло низкими тучами. Подул ветер и начался дождь. Молнии, одна за другой, не только освещали нам путь, но и слепили глаза. Неожиданно прямо перед собой я увидел черные островерхие тени, перерезавшие ярко освещенное небо. Мы подошли к Мертвому городу.

Я повернул коня к развалинам. Лада покорно следовала за мной — нет, не покорно — равнодушно.

Люди-волки исчезли. Собаки выли во мраке — они сидели под дождем на дороге, мы видели их при вспышках молний.

Вот и площадь, кострище с черным пеплом, кипевшим под струями дождя. Обрезанные веревки — на которых висели и я, и Лада — теперь качались на ветру, свисая с мраморных карнизов. Они были похожи на петли виселиц, ожидающих свои жертвы. Молнии продолжали освещать площадь, опустевшую, как сцена, покинутая трубадурами и жонглерами.

Первое, что я нашел, был щит, от которого отскочила злополучная стрела, ранившая Влада. В щите торчали три стрелы. Почему четвертая отскочила? Судьба. Нашел я и свою рогатину. Потом закрепил щит у себя над головой между двух камней, и дождь мерно загромыхал по железу. Я вынул из-за пазухи Священную книгу и снова спрятал ее в полой рогатине. Ее место было там — в железном укрытии, а не рядом с теплой и живой человеческой плотью.

Лада стояла под дождем, неподвижная и ко всему безучастная, как изваяние.

Мы снова двинулись в путь. Дороги земли этой были незнакомы мне, но я неотрывно следил за солнцем. Мы продвигались на запад осторожно и неспешно, избегая проторенных дорог и подолгу осматривали поля и долины с какого-нибудь возвышения, прежде чем отправиться напрямик дальше.

На третий день с вершины лесистого холма увидели мы, что внизу вьется бесконечная вереница детей. Над головами их висели в неподвижном воздухе знамена с крестами и хоругви с помятыми, запыленными и скорбными ликами святых.

Я сразу понял: то был крестовый поход детей.

Вереница их появлялась из-за холмов справа и терялась где-то далеко налево, в лесу. Холм, где стояли мы с Ладой, отвесно спускался в долину, так что мы могли видеть их очень близко. Это были шести-семилетние детишки и прыщавые юнцы лет эдак пятнадцати. Мальчики и девочки в холщовых рубахах или полуголые, все босые, с грязными ногами и бесцветными от пыли, свалявшимися волосами. Они шли медленно и обреченно, истощенные донельзя, в клубах пыли и зловоний, поднимавшихся до самой вершины холма. Пахло смертью и тленом. Казалось, все они находились во власти какого-то наваждения, одурманенные каким-то кошмаром. Словно и не были живыми людьми, а природным бедствием — потоком густой лавы или медленно ползущей лавиной. С десяток их, как муравьи, тащили на себе огромный крест и время от времени опускали его на ребро и словно протаскивали через невидимую узкую дверь.

Подумалось мне, что предо мной караван рабов-еретиков.

Затем послышался скрип телег, запряженных волами. На гниющей соломе лежали смертельно истощенные и больные дети. Видели мы также и мужчин, и женщин. Как за стадами оленей ходят стаи волков и шакалов, как за полчищами саранчи летят хищные птицы, точно так же за этими детьми шли двуногие хищники — торговцы, преступники, прелюбодеи. Нет, были тут и воистину несчастные матери и отцы, что сопровождали своих чад и, плача и стеная, увещевали их вернуться. Следовали за детьми и монахи в белых, черных и серых рясах — исповедовали, благословляли, проклинали. Истинных, крупных хищников тут не было. Они поджидали этих детей в южных портах, чтобы продать их, всех скопом, сарацинам.

С горечью и ужасом взирал я на все это.

Ведь это и была та армия, что удалось создать папе Иннокентию для борьбы с неверными. Он сам благословил этот поход новых рыцарей.

Четырежды отправлялись мы к Гробу Господню — мы, отцы этих детей. Благочестивые искали утешения, алчные жаждали сказочных сокровищ неверных. Бароны стремились к обладанию новыми землями и новыми рабами-крестьянами, крестьяне бежали от неволи и тягот, а преступники — от палача. И когда поток мужчин иссяк, тогда погнали в поход детей.

Я почувствовал, что сползаю с седла от смертельной усталости. Взглянул на Ладу. Она смотрела вниз, не веря глазам своим, как человек, что спит и видит. Подумалось мне: «Каким было бы лицо Доминиканца, увидь он это шествие? Может, сияло бы торжеством. А может, и он опустил бы голову…»

Я сказал Ладе:

— Этот поток нам не перейти. Придется ждать или ехать в обход. Шествие это бесконечно, как глупость человеческая.

В это время вереница всадников стала пробираться сквозь неплотные ряды детей. Наклоняясь с седел они что-то говорили монахам и устремлялись вперед, где, вероятно, находилась голова «змеи».

Заночевали мы в лесу, в неглубокой пещере — скорее даже, под скальным навесом. Утром я вдруг почуял запах дыма. Поднялся и услыхал далекий шум. Мимо пещеры пробежало стадо кабанов. Высоко в скалах тревожно заверещали птицы. Я сказал Ладе:

— Охота. Подожди меня тут.

Она села в своей постели из листвы и привычным движением убрала волосы. Выглядела Лада так, будто и не смыкала глаз.

Я пошел через лес. Шум усиливался. Он как бы надвигался на меня и слышался повсюду: и справа и слева. Обескураженный, я подумал, было, что вокруг тысячи гончих псов. Закрыл глаза, ослепленный своей догадкой. Дети. Монахи. Всадники. Добычей была Священная книга. Нужно было бежать, чтобы увести охотников от Лады.

И я побежал. Выбежал на широкую поляну. И увидел, как выходят они навстречу мне из леса — дети, дети, одни дети. Внезапно чей-то крик заставил меня взглянуть вверх. Взобравшийся на дерево парнишка лет десяти орал во все горло: