Джейн Джонсон - Преданное прошлое

Роб пришел в ужас, поняв его намерение, но прежде чем он успел возразить, лондонец уже вонзил свой клинок в первого спящего, извлек из его тела оружие и прикончил второго.

— Любят они поспать после полудня, — заключил Маршалл, очень довольный. — Ублюдки ленивые.

Роб упал на колени. Он никогда прежде не видел убитых, не говоря уж об убитых хладнокровно, во сне. Во рту стало горько от прилива желчи, пришлось отойти в сторону, и его вырвало.

Маршалл вытер шпагу плащом убитого и сунул ее в ножны. Потом натянул мертвому плащ на голову, обнажив пару тощих ног и грязный пах.

Роберт смотрел на соотечественника с отвращением.

— Это было убийство, — выдавил он.

— Кишка тонка на такое смотреть, а, парень? Лучше бы тебе поскорее привыкнуть. Они не станут раздумывать, если им придется проделать точно такое же с тобой. Всегда помни об этом. А теперь вытри рот и помоги мне. Надо забрать их одежду и все остальное, что приглянется, а? — Он склонил голову набок, разглядывая трупы. — Займись вон тем, он повыше ростом. Хорошая штука эти плащи — все одного размера, годятся на любого, но вот обувка тебе не подойдет.

— Да не стану я носить одежду, снятую с трупа! — упрямо заявил Роб.

— Как знаешь. К вечеру мы выйдем из леса. Если повезет, сможешь пройти еще целую милю, прежде чем местные пейзане забросают тебя камнями и забьют до смерти.

Вот так и случилось, что некоторое время спустя из Марморского леса выбрались две фигуры в плащах и тюрбанах, верхом на мулах мышастой масти.

Роб настоял на том, чтобы оставить под плащом собственную рубашку. Он весь вспотел и задыхался от жары, ощущая, как по всему телу ползают вши и блохи, как паразиты впиваются ему в тело, но терпел с каким-то яростным удовлетворением.

Его поразило, что на пути никто не обращает на них внимания. Душу ему как огнем жгло осознание собственной вины, однако помимо группы оборванных детишек, что закидали их мулов косточками от маслин, когда они проезжали через пыльную рощицу, люди едва оборачивались в их сторону.

— Проклятые маленькие уроды, — мрачно бормотал Маршалл. — Размножаются как крысы, а потом выкидывают своих ублюдков на улицу, и те творят черт знает что. Никакого понятия о порядке или дисциплине.

Чего ж удивляться, если из них вырастают подонки и воры… Проблема идет с самого верху, как и всегда. У них нету сильной центральной власти, в этой хамской стране. Сущий муравейник!

— Сэр Генри Мартен говорил, что у них есть султан, как его, Маулай какой-то, — неуверенно произнес Роб. — Он говорил, что король Карл хочет направить к нему посла, чтоб похлопотать за пленников.

Маршалл рассмеялся:

— Маулай Зидан. Правитель неизвестно чего, если не считать беспорядка и безумия, да и это по большей части исходит от него самого. Его отцом был аль-Мансур, то есть Победитель, его так прозвали, — он выгнал из Марокко португальцев и уничтожил всю их армию, шестьдесят тысяч человек. Сын — полное ничтожество в сравнении с папашей: у него никакой морали нету, он уважения не заслуживает, даже собственные корсары его ни во что не ставят. Они, к примеру, перестали выплачивать ему долю из награбленного добра, просто смеются над ним на каждом шагу. Поэтому мы ведем дела с теми, кто имеет здесь реальную власть.

— Значит, у этих пиратов есть король? — спросил Роб. — Кто-то другой, кого они посадили на место султана?

— Пиратский бизнес — сложная штука, — уклончиво ответил Маршалл, цыкнув зубом. — Морально сложный, если тебе так больше нравится.

— Не вижу ничего морально сложного в воровстве и работорговле.

— Ну, сами они смотрят на это немного иначе. Сиди Мохаммед аль-Айячи — весьма примечательная личность, человек, с мнением которого считаются все. Его все уважают, он сумел сплотить вокруг себя много людей, одинаково с ним мыслящих. Он создал великолепную боевую армаду, собрал из самых разных концов света — из капитанов-христиан, изменивших своей вере, представляющих практически все морские нации Европы, из религиозных фанатиков, богатых морисков, выброшенных из Андалусии и Гранады королем Филиппом, — да в общем-то из всех, кто имеет зуб против христиан.

Он ведет хитрую игру: трубит повсюду о священной войне, но при этом поощряет их погоню за богатством. Ограбить христианский корабль — значит вернуть богатство миру ислама, к вящей славе их бога, а если в процессе христиан убивают или заставляют изменить своей вере, тем лучше. Если бы у нас в Англии был король вроде него, мы бы уже завоевали полмира, потому что он в тысячу раз более харизматичен, нежели этот болван Яков или его сынок, эта напыщенная задница. Старая королева Елизавета оценила бы этого аль-Айячи по достоинству. Они во многом схожи: оба всегда умели понимать природу человека и пользоваться его слабостями, чтобы играть им как пешкой в крупной игре.

— Так что же это за бог у них такой, если он требует подобных жертвоприношений кровью и золотом?

Маршалл обернулся и посмотрел на Роба с откровенной жалостью.

— Да такой же, как и наш собственный. У них просто разные имена, да и поклоняются и молятся им по-разному. А во всем прочем между нашими религиями нет никаких особых различий, если исключить тысячу лет взаимного кровопролития.

Это было чересчур для бедного Роба, у него даже возникло такое ощущение, что привычный мир встал с ног на голову.

— Но если мы все служим одному Господу, тогда почему же воюем друг с другом?

— Почему люди вообще воюют? Дерутся за власть — из жадности, чтоб навязать другим свои взгляды. Лично я не дам и ломаного гроша за все это; я бы стал служить самому дьяволу, если это пойдет мне на пользу.

Но вот что я должен тебе сказать: сейчас, когда мы проникли в самое логово пиратов, ты лучше держи голову пониже, не сверкай глазами и не демонстрируй свое возмущение или неуважение, каковы бы ни были твои взгляды и как бы тебя ни провоцировали. Иначе лишишься головы и не получишь эту свою шлюшку, и я ничего не смогу для тебя сделать.

Они продолжали ехать вперед, солнце жарило, но потом его закрыли благословенные облака, и пошел слабый дождик. Англичане как раз пересекали огромную непаханую равнину, там и тут усыпанную скальными выступами и запыленными кустами. Через некоторое время подъехали к лагерю, состоявшему из нескольких черных палаток, натянутых низко над землей. Вокруг них, привязанные, паслись домашние животные, включая стадо огромных неуклюжих горбатых тварей с длинными шеями и узловатыми коленями. Возле палаток сидели женщины, они возились с младенцами, вязали что-то из ярких ниток или растирали зерно на ручных зернотерках. Одна из них заметила приближающуюся парочку путешественников и побежала навстречу, позванивая на бегу серебряными браслетами на запястьях и щиколотках. Девушка полностью соответствовала представлениям Роба об экзотике, которую он ожидал встретить в этих отдаленных краях: на ней было множество ярких одежек, и на теле, и на голове, застегнутых и закрепленных огромными серебряными брошками и булавками. Глаза у нее были жирно подведены черным, отчего она выглядела совершенно потрясающе, а на щеках и на лбу красовались татуировки плюс коричневые узоры на руках и ногах.