Джейн Джонсон - Преданное прошлое

Я полистала один из томов, обнаружив кучу длинных, подробных иллюстрированных статей по истории искусств, греческой мифологии, анатомии человека, о Троянской войне и об английской феодальной системе. Еще через два тома (после открытия пенициллина, животного мира саванны, Чосера и Галилея) нашла то, что искала.

Я поставила пять томов обратно, взяла шестой с собой в гостиную, уселась на обитую кожей софу и принялась читать.

Сорок минут спустя я уже была переполнена информацией. Книга, предназначенная для просвещения детей, оказалась чрезвычайно интересным и занимательным чтивом, полным удивительных подробностей. Я, конечно, знала, что король Яков I был сыном казненной Марии Стюарт, королевы Шотландской; однако чего я не знала, так это того, что жена у него была датчанка, а сам он прославился целой чередой фаворитов мужского пола; их было такое количество, что когда он взошел на английский трон, все в открытую утверждали, что «Елизавета была королем, а Яков — королевой».

Не знала я и того, что Яков явился в Англию бедным и непопулярным, но с привычкой к экстравагантности и расточительности, что привело страну к огромным долгам. В конце своего правления он направо и налево продавал титулы и земли и перестал платить жалованье флоту; и еще, утверждая свое полученное от Бога право поступать так, как ему вздумается, распустил парламент, чтобы не слушать критических высказываний в свой адрес. Своего старшего выжившего сына Чарлза он попытался женить на испанской инфанте с богатым приданым, но Англия к тому времени была ревностно протестантской страной; католики-испанцы высокомерно отвергли предложение, и униженный Чарлз в конце концов женился на французской принцессе Генриетте-Марии. Это произошло за несколько месяцев до смерти его отца. В марте 1625 года в возрасте двадцати пяти лет он взошел на английский трон, будучи всего на шесть лет старше Кэтрин Триджинны.

Еще более интересным оказался тот факт, что главным советником короля Якова был Роберт Сесил, граф Солсбери. А ведь именно графиня Солсбери упоминалась в записях в связи с данным Кэт заказом! Вне себя от возбуждения, я снова обратилась к «Гордости рукодельницы».

10-й день иуля. Нынчи самый тривожный день маей жизни, который может внисти в душу полное смятение. Гнев Господень пал на миня, как будто в наказание за маю смелость и безрассудство, за то, что я возжилала для сибя жизни получше. Я так разозлилась, что ни о чем больши ни магу думать. А ищо Нелл, жина Уилла Шигуайна, завет миня искусительницей и Вавилонской блудницей, а мистрис Харрис принила ее сторону, а типерь ищо мой кузен заставил миня…

Кэтрин

Июнь 1625 года

Кэт провела ладонью по обложке «Гордости рукодельницы». Свет зари сочился сквозь окно, высвечивая напряженное выражение ее лица и превращая красно-рыжие волосы в сияющий ореол. Она проснулась со странным ощущением: в голове вертелся готовый узор, словно извивающийся побег плюща, хрупкий и мощный одновременно. Ей казалось, стоит только моргнуть, и он исчезнет, растворится в воздухе, а она уже твердо решила, что так не будет. Потому что, едва очнувшись ото сна, девушка поняла, что это за узор и чем он должен стать: готовый рисунок для напрестольной пелены, и он явился ей во сне как божественное откровение.

Мысли о важном заказе и о свалившейся на нее ответственности терзали Кэт уже многие недели; девушку беспокоил не столько один лишь художественный, эстетический аспект предстоящей работы, сколько понимание того, что это реальный шанс вырваться из оков. Кэт втайне ото всех давно уже лелеяла одну мысль: если ей удастся хорошо исполнить напрестольную пелену и графиня Солсбери останется довольна, то высокородная дама может решить, что Кэтрин Триджинна должна стать необходимым украшением ее жизни и дома, и забрать Кэт отсюда в свой роскошный лондонский дворец. Если представится подобная возможность, Кэтрин была готова бросить все: забыть о своем положении в Кенджи-Мэноре, покинуть Корнуолл и всех и все, что с ним связано, и уехать не оглядываясь. Она с радостью променяет южные ветры и сверкающее море, поросшие утесником холмы и изъеденные лишайником гранитные скалы своей родины на жизнь в аристократическом дворце.

Ей до смерти надоели сплетни и подначки, обычные в Кенджи-Мэноре; надоело и прислуживать леди Харрис — не важно, что хозяйка была мила и приветлива с ней. Кэт здесь было скучно. Плюс вероятность того, что кузен Роберт мог оказаться лучшим из всех тутошних кандидатов в мужья, на какого она могла рассчитывать; эта мысль заставляла ее плакать от бессилия и отчаяния. Нет, она рождена для лучшей доли. Мать всегда ей это говорила, и она всем сердцем верила в лучшее.

Засыпая, Кэтрин думала о напрестольной пелене, основном мотиве рисунка, о материалах, которые нужно будет пустить в дело, и в течение ночи в ее мозгу, видимо, проходил сложный алхимический процесс, сведя страстное желание и вдохновение в готовый визуальный образ. Этот образ сверкал и светился перед глазами, но успеет ли она полностью его запомнить и зарисовать до того, как он исчезнет? Ведь будущее зависело сейчас от ее способности это сделать, и от этой мысли руки начали дрожать.

Кэт глубоко вздохнула, набираясь решительности, и прошлась грифельным стержнем по листу бумаги, легким движением наметив изгибающуюся линию, тянущуюся сверху вниз. Первая линия на девственно-чистом листе разбила колдовские чары: она внезапно ощутила себя совершенно свободной. И быстро наметила контуры древесного ствола — рука двигалась быстро и решительно, намечая ветвь здесь, ветвь там, а здесь они, извиваясь, пересекаются и переплетаются, образуя изящный контрапункт, словно споря друг с другом; пышные грозди листьев, россыпь ягод, бутоны, цветы. Набросок расстилался, раскрывался перед ней, как побег молодого папоротника — изящный, весь из переплетающихся линий, совершенно канонический; его симметрия производила мощное впечатление, она успокаивала и подбадривала. У основания, из сплетения корней, выглядывали мелкие твари: заяц, лягушка, улитка. Само же Древо познания устремлялось ввысь, к небесам, к раю. По одну сторону от него стоял Адам, по другую — Ева; над ними висело яблоко.

В ветвях над Евой притаился Змей — извивающийся, с улыбкой соблазнителя.

— Кэт, Кэт! — раздался голос за дверью. — Ты почему не спускаешься? Заболела?

Вздохнув, она закрыла книгу и засунула с глаз долой, под простыни. Другие девушки считали, что ее идеи непозволительны для ее положения; и это вовсе не облегчало ее повседневных трудов и забот — все время слышать их насмешки по поводу ее необычных устремлений.

— Иду! — откликнулась Кэт. — Сейчас спущусь!