Джейн Джонсон - Преданное прошлое

Через неделю от поноса и иных болезней маялись уже девятнадцать человек — молодые парни, сильные мужчины и женщины, живые и подвижные дети. Среди них был и Том Сэмюэлс, чья рана загнила и вся рука почернела. За ним последовали капитан Гудридж, корабль которого был захвачен в Английском канале 28, уж Нелл, Уильям Шигуайн, маленький Джорди Келлинч, который уже несколько дней кашлял, когда его захватили в церкви, Энни Хоскинс из Маркет-Джу, старый Генри Джонс из Лескаджака и ее собственный племянник маленький Джек Куд.

Ожоги Уолтера Трурана зажили на удивление быстро, несмотря на жуткие условия. Нашлись такие, кто счел, что проповедника исцелили сами символы, выжженные у него на ступнях; другие шептались, что произошло настоящее чудо.

Но женщины, потерявшие детей, бросали на него косые взгляды, в которых ясно читались их собственные чувства и мысли: они, несомненно, желали, чтобы Господь сохранил их детей, пусть даже за счет проповедника.

В конце концов в трюме появился корабельный врач, судя по всему, крайне неохотно. Видимо, капитану не понравилась перспектива потерять весь свой невольничий груз. Высокий и тощий мужчина с длинной седой бородой и полуприкрытыми веками глазками, едва освещаемыми лампой, что он нес с собой, спустился к пленным в сопровождении двух пиратов, одним из которых оказался Ашаб Ибрахим. Нос и рот врач плотно прикрывал платком.

— Кто здесь болен? — громко выкрикнул Ибрахим.

Ответом на его вопрос был взрыв воплей и стонов. Врач явно растерялся. Он что-то быстро сказал вероотступнику по-арабски, но тот лишь покачал головой:

— Делай что можешь.

Врач осторожно двинулся между скамей, осматривая пленных, заставляя показать язык или изучая белки глаз. К некоторым он даже не стал прикасаться — тех уже было явно не спасти. Когда он добрался до женщины, сидевшей через два ряда от Кэт, то просто отшатнулся. Женщина повернула голову, и Кэт с ужасом опознала Нелл Шигуайн. Нижняя челюсть у нее отвисла, почти доставая измазанного воротника платья, из углов рта тянулись полоски засохшей рвоты, лоб был весь покрыт капельками пота. Резкими и неглубокими вдохами Нелл хватала воздух. Доктор покачал головой и быстро отступил назад, резко махнув рукой. Обернувшись к вероотступнику, он начал что-то говорить ему с такой горячностью, что, казалось, впал в ярость. Ткнув пальцем в больную, он указал на покрытый грязью палубный настил. Потом воздел руки и начал кричать. Ибрахим наконец пожал плечами и, нагнувшись, отомкнул замок на пруте, на который были надеты оковы Нелл.

— Вставай! — велел он и пнул ногой мужчину, сидевшего крайним в этом ряду пленников. Тот не отреагировал, и Ибрахим повторил: — Встать!

Мужчина с трудом поднялся на ноги с искаженным от боли лицом: ноги от долгого сидения отказывались повиноваться. Встав, он зашатался, повторяя качку корабля. Рыбак, поняла Кэт, глядя, как он автоматически реагирует на заваливание корпуса судна. Нелл тоже попыталась подняться, но тут же упала.

— Вставай! — прошипел ей рыбак. — От этого зависит твоя жизнь!

Он подхватил ее под мышки и подтянул вверх, а она прильнула к нему, вцепившись в него как клешнями. Казалось, она вот-вот снова свалится, но какая-то внутренняя сила все же помогла ей выпрямиться. Она была сейчас больше похожа на труп, чем на живую женщину.

Вероотступник выстроил первую группу пленных в шеренгу, потом обернулся и обратился ко всем:

— Мы будем вас выводить на палубу, группами, подышать воздухом. Так доктор приказал. Если кто не сможет забраться по трапу на своих двоих, выбросим за борт. Один человек из каждого ряда останется здесь и уберет все ваше дерьмо, прежде чем выйдет на палубу. Потом принесете с собой воды и все тут вымоете.

Он взял у второго пирата железную бадейку и сунул ее женщине из первой группы поднявшихся пленников. Кэт отвернулась, когда та начала собирать нечистоты с трюмного настила, и про себя эгоистично взмолилась, чтобы эта гнусная работа не досталась ей.

Она равнодушно смотрела, как три группы оборванных невольников, следуя полученным приказаниям, вылезли из трюма и спустя некоторое время вернулись назад, как чистили и мыли трюм, как они вновь занимали свои места на скамьях. У нее даже закололо ступни, так хотелось выбраться наружу, она как будто начала ощущать соленый привкус морского воздуха, который встретит их наверху.

Наконец, после страшно долго тянувшегося промежутка времени, Ашаб Ибрахим добрался до их ряда и отомкнул замок.

— Вставайте, и все наверх! — скомандовал он.

Они с трудом встали, шатаясь на нетвердых ногах, стараясь не свалиться. К собственному ужасу, Кэт обнаружила, что после двух недель пребывания в скрюченном состоянии ноги отказываются ее держать, даже при том, что она сильно исхудала. Она повалилась на мужчину, сидевшего в ряду перед ней, тот выругался от неожиданности.

Предатель-англичанин ухватил ее за руку и поднял на ноги.

— Жаль будет выбросить тебя за борт, моя птичка. Такой дорогой груз! — И засмеялся.

Пунцовая от негодования, Кэт кое-как заставила мышцы повиноваться и, пошатываясь, побрела за остальными в своей тяжелой шерстяной рубахе. Оковы больно давили на ноги и били по щиколоткам. Грязная работа по уборке досталась кому-то другому из их ряда.

На верхней ступеньке трапа порыв свежего воздуха ударил ей в лицо, как сжатый кулак. На секунду закружилась голова, и Кэт потеряла ориентацию. От яркого света пришлось крепко зажмуриться и ухватиться за боковину люка. Кто-то подтолкнул ее сзади:

— Не задерживай!

Оказавшись на палубе, девушка, пораженная, уставилась на окружающую их синеву — необъятное лазоревое небо с перистыми облаками в вышине, похожими на конские хвосты; бескрайний океан внизу, весь в белых барашках пенящихся волн. От сверкания солнечных лучей, отражавшихся от воды, и от белизны наполненных ветром парусов заболели глаза, так что пришлось опустить взгляд на темное дерево палубы под ногами. Две недели прошло, подумала она (счет дням вели, ориентируясь по смене оттенков тьмы, царившей в трюме), две недели они не видели окружающего мира и не имели ни глотка свежего воздуха.

Она и не подозревала, какое это счастье — просто существовать в Кенджи. А желать большего, чем вот эти простые удовольствия, было, несомненно, ужасной суетностью.

Пленники, пошатываясь, пошли по палубе, спотыкаясь о свои цепи, выбросили за борт собранную в трюме грязь и дерьмо («С подветренной стороны, пожалуйста!» — насмешливо проинструктировал их вероотступник), потом таскали из-за борта ведро за ведром морскую воду и оттирали от грязи измазанные тела и одежду. Соль разъедала все поры, даже сильные мужчины стонали от боли.