Юнус Чуяко - Сказание о Железном Волке

— Вам, может быть, странно, после ваших молодых и красивых, обученных до совершенства солдат, смотреть на наш незатейливый парад? — спрашивали его.

— Напротив, — отвечал он, — я с особенно приятным чувством смотрю на это сборище войск не показных, не парадных. Это воины, истинные кавказские воины, собрались отпраздновать вместе свою победу.

В тот же день, по окончании большого официального обеда у Великого Князя, в даховском отряде ударили по возам и пробили сбор. В четверть часа отряд был готов к выступлению. Даховскому отряду пришлось покинуть урочище Кбаада раньше других и выступить вниз по Мзымте к берегу моря и далее к Сочи. Еще 10-го числа войскам отряда, оставшимся на убыхской линии, на работе, послано приказание: стянуться немедленно к устью Сочи, для встречи там Его Высочества главнокомандующего. 2-й батальон черноморский был направлен туда же.

Надев походные сапоги и ранцы, да скрутив шинели через плечо, солдаты выступавшей с Кбаада колонны, увидели себя в своей сфере…

…Необыкновенное зрелище представлял вновь покоренный край в конце мая, в июне и после. Случалось, смотришь с высокой горы во все стороны: видно множество чудных долин, хребтов гор, рек и речек; среди старых, похожих на лес фруктовых садов то там, то здесь следы бывших жилищ. Но все это было мертво, нигде ни души. Местами свежие всходы хлебов еще свидетельствовали о недавнем присутствии населения; но большею частью пахотные поля заброшены и заглохли, и только обрезки стеблей прошлогодней кукурузы указывали, что и здесь некогда жили и работали люди. Не хотелось верить, чтобы на громадном пространстве, на сколько видит глаз сверху высокой горы, не было никого; между тем это было так, и все живописные виды и роскошные дары богатой природы, обезжизненные, невольно производили на зрителя впечатление более тяжелое и грустное, чем приятное.

При объезде края Его Высочества главнокомандующим, земля убыхов и вообще район, пройденный даховским отрядом, был пуст; оставались не уехавшими в Турцию только очень небольшое число семейств, преимущественно больных горцев; но и те были собраны к берегу моря. Несколько иначе было к востоку от Сочи. Джигеты и псхувцы почти не начинали выселяться; ахчипсхувцев ушло немного.

Впрочем, в то самое время, как на горах и в долинах в районе, пройденном войсками, не было ни души, в трущобах под главным хребтом, куда до наступления лета нельзя было и думать пуститься, встречались люди, которые, по выражению горцев же, «сами не знали, чего хотели». Без крова и без постоянного убежища, они бродили с места на место и поддерживали себя, вырывая из земли запасы, зарытые прежними жителями. Бродяги эти были остатки шапсугов, ахчипсхувцев и преимущественно абадзехов; но ни одного убыха, ни одного джигета. Два последние племени выселились как нельзя более добросовестно, можно сказать разом. Наконец, в верховьях реки Псезуапе, в котловинах, обставленных со всех сторон горами, суровыми в высшей степени, оставалась не выселившеюся небольшая масса хакучей.

Хакучи в то время заинтересовали всех в отряде; особенно много расспрашивали и рассказывали об их оригинальной жизни и обстановке. Впрочем, трудно было добиться до сведений подробных и верных. «Вот выложи хакучинцу хоть сто рублей, да все мелким серебром, — говорили, бывало, шапсуги и убыхи, — он и тогда не решится передать, что и как у них делается». Обстоятельно знали только то, что хакучи вовсе не составляли самостоятельного племени: это был сброд отовсюду с гор людей, которые, по разным причинам, не могли ужиться в прежней среде. Здесь было много беглецов абадзехов, шапсугов, наших казаков и солдат. Удалившись в котловины, обставленные горами, суровее которых трудно себе что-нибудь представить, они издавна образовали как бы отдельное гнездо и жили совершенно особою жизнью. С соседями сношений дружеских у них не было никаких; напротив, вечная вражда беспрестанно выражалась кровавыми столкновениями. Но и столкновения эти были не лихие набеги, не открытая борьба, а разбойничьи выходки. Убыхи, шапсуги и абадзехи утверждали, что против хакучей они держали кордон более бдительный, чем против русских, и до того ненавидели их, что давно упрашивали двинуть в землю хакучей войска, многие вызывались сами, безвозмездно, быть проводниками и заранее высказывали удовольствие при виде хакучей побежденных и разоренных. Вообще, не участвуя в войне против русских, не вступая ни с кем ни в какие союзы, они тщательно соблюдали строжайшую замкнутость: не выходя сами из пределов своих, никого и к себе не впускали. Не христиане, не магометане, они в одно и то же время ставили на полях и на кладбищах кресты и исполняли различные магометанские, даже языческие обряды. Одним словом, чтобы охарактеризовать хакучей, достаточно сказать, что убыхи, шапсуги и абадзехи называли их «хищниками», «голыми».

Понятно, что, при такой обстановке, у хакучей не могло быть особенного влечения в Турцию, тем более, что они опасались там мщения бывших соседей-горцев. Выйти же на плоскость, на Кубань или на Лабу, т. е. променять добровольно разбойничью жизнь на мирную, гражданскую, казалось для них большим стеснением. Понятно также, что, пока мы имели дело с многочисленными и важными племенами, хакучи не могли и не должны были обращать на себя большое внимание.

Горцы в испуге всюду бежали от войск, забирая с собою все, что успевали, для пропитания. Сначала, рассыпавшись в одиночку, они, как только представлялась возможность, открывали огонь; но потом, как было известно по сведениям, большинство отказалось защищаться. Впрочем, отсутствие между ними единства, полное разномыслие, недоверие одних к другим, подстрекательство и угрозы различных личностей, преимущественно беглых, были причиною, что общего намерения прекратить вооруженные действия не могло проявиться, и во все время движений посылались в войска с разных сторон выстрелы. Наконец в последние дни движений начали выходить понемногу целые семейства к морю, с изъявлением желания оставить горы; они сообщали, что до сих пор многие не решаются выходить, боясь кары за то, что не выселились весною, вместе с другими.

Общая потеря в колоннах, производивших движения, от 25-го июля по 18-е августа, была 11 человек убитых и 24 раненых…

Приведем теперь слова военного журнала даховского отряда от 15-го июня по 18-е августа:

«Таким образом, последнее гнездо горцев на западном Кавказе, бывшее притоном людей, наиболее склонных к грабежам и разбоям, рассеяно, и на месте его водворен русский гарнизон. На всем пространстве от Туапсе до Бзыби едва ли где-либо ныне имеются обитаемые горские аулы. По вековым лесам и глухим ущельям еще бродят люди, издавна привыкшие к скитальничеству. На местности, выгоднее которой для укрывательства едва ли можно создать другую, они почти неодолимы. Только ближайшие жители могут знать все убежища; только те, кто давно привык лазать по обрывам и скалам, в состоянии проникать в них. Поэтому только с введением в горы постоянных наших обитателей могут окончательно искорениться эти остатки бывшего полумиллионного населения. Войска, что было возможно для них, исполнили. Дальнейшее преследование повело бы только к излишним потерям и изнурению, а результаты теперь, пока тепло, пока скот можно иметь при себе всюду, едва ли могут проявиться существенные. Я (генерал Гейман) не сомневаюсь, что к зиме значительная часть скитающихся в горах выселится. Для того же, чтобы не дать остальным устроить себе вновь на зиму убежища, я считаю необходимым, когда спадет лист, наполнить все нагорное пространство командами охотников и приказать им, исходив его по всем возможным направлениям, содействовать очищению края.