Дженис Эрлбаум - Сохрани мой секрет

– Я не вру, – настаиваю я, хотя мне нравится выражение «наемный лжец». – Я оказываю людям услуги.

По папиному лицу видно, что мои слова его ни капельки не убеждают.

– Например, помогаешь девочке соврать, где она находилась, когда должна была быть на репетиции группы?

Черт подери, Жасмин. Как ты позволила себя поймать?

– Почему меня все время в этом обвиняют?

Папа не дает сбить себя с толку и не отвлекается на мою тактику «ответ вопросом на вопрос».

– О каких именно услугах мы говорим?

– Ну… – Я пытаюсь вспомнить что-то наиболее безобидное. – Например, один парень по имени Тэй просил меня передать коробку конфет человеку, в которого влюбился.

– Так… – говорит папа. По голосу я чувствую, что пока его не убедила.

– И… есть другой парень, по имени Сэм Бойд. Его должна была поколотить Эвелин Ферсцт, но я написала ей записку от его имени, и она его не побила.

– Хорошо. А что там с Иззи, чьи волосы ты отрезала ножницами из аптечки? Интересно, какую услугу ты ей тогда оказывала?

– Она попросила меня это сделать! Сама попросила отрезать ей волосы!

Я хотела бы добавить, что во время беседы с Шеллестеде Иззи повторила это несколько раз «Это я попросила Раду. Она не сделала ничего плохого. Рада не нарушила дресс-кода школы. Это я его нарушила». Тогда на Шеллестеде это не произвело никакого впечатления, но мне было приятно услышать эти слова.

– А то, что она приходила к нам домой по утрам и вы вместе шли до остановки? Это было по дружбе или услуга?

Я робко на него смотрю:

– Бабушка заставляла Иззи всю неделю ходить в школу в девчачьей одежде. Она приходила ко мне переодеваться.

– Вот как. – По папиному голосу слышно, что он расстроился. Ему бы очень хотелось, чтобы мы с Иззи были подругами. – А что там с Софи? Я подозреваю, что наш поход в торговый центр тоже был как-то связан с твоими делами.

– Да.

– О! Вот как.

Он молчит, но не смотрит на меня Взглядом Адвоката. Он вообще на меня не смотрит. Он уставился в стену, словно пытается прочесть какую-то надпись мелким шрифтом. Я сижу и жду, пока он что-то скажет. Через пару минут он спрашивает:

– Зачем ты этим занимаешься?

Я уже и сама не знаю зачем. Да это и не имеет сейчас никакого значения. Я уже приняла решение, что завязываю, и действительно завязала, но сегодня утром Иззи была нужна моя помощь.

– Потому… потому что мне нравится помогать людям.

Выражение его лица смягчается.

– Заяц, я знаю, что ты любишь помогать людям. Это одно из твоих лучших качеств. Я не хочу, чтобы у тебя сложилось впечатление, что помогать людям не надо, потому что им надо помогать. Иногда каждому из нас требуется помощь. Но бывают случаи, когда мы думаем, что помогаем, но на самом деле этого не делаем.

Именно это Шеллестеде пыталась до меня донести. Я знаю, что ты думаешь, что помогаешь… Мне становится так грустно, что хочется плакать.

Папа продолжает:

– Если твоя одноклассница пропускает репетиции и ты помогаешь ей объяснять прогулы, на самом деле ты ей не помогаешь. Ты помогаешь ей в будущем чаще пропускать репетиции. Если она не хочет ходить на репетиции, то ей надо уйти из группы. В любом случае ей не надо врать о том, где она находится. Это просто небезопасно. Никто не знает, где она была, и она не сказала с кем. А вдруг с ней случилось бы что-нибудь плохое, представь? Ты понимаешь, о чем я?

Я киваю и украдкой смотрю на электронные часы на кабельном ресивере для телика. Мы уже час говорим на эту тему и наверняка ее полностью истощили.

– Я могу идти? – спрашиваю я.

– Нет, – отвечает папа, встает передо мной и всматривается мне в лицо. – Я хочу знать, каким фиксерством ты занимаешься дома.

Опа! А вот к этому я не была готова. Струйка пота ползет по спине.

– Я ничего не делаю, – отвечаю я.

Он долго молчит. Он наклоняет голову и изучающе смотрит на меня. Он включил Взгляд Адвоката на полную мощность.

– Что-то мне с трудом в это верится, – говорит он наконец.

– Это чистая правда. – Я складываю на груди руки и притворяюсь, что меня обижает его недоверие. – Дома я фиксерством не занимаюсь.

– Посмотри на меня, – требует он; я поднимаю голову. – А вот вчера вечером, когда Мэйби опоздала, это ты придумала причину опоздания?

«Ой, ой, ой!» – говорит мой мозг.

– Нет, – бормочу я.

(«Да, это была я», – говорит выражение моего лица. К счастью, выражения лица как доказательство в суде не принимаются.)

Папа садится и молча на меня смотрит. Я некоторое время тоже смотрю на него, потом не выдерживаю и отвожу взгляд. Что он хочет, чтобы я ему сказала? Я ничего плохого не делала. Это не я приперлась домой вчера вечером с весьма неубедительным объяснением своего опоздания, так почему он не хочет поорать на Мэйби? Мне кажется, сегодня папа уже достаточно на меня орал. Тем более что до него на меня орала еще и Шеллестеде. Может, хватит сегодня на меня кричать?

Я страшно зла. Я всегда оказываюсь где-то посередине. Все ссоры в этом доме одинаковые, будь то спор между папой и Мэйби, мамой и папой или Агнес и мамой. Земля трясется, появляется огромная трещина, разделяющая с одной стороны маму и Мэйби, а с другой – папу и Агнес. И я падаю в эту огромную трещину, перепрыгивая по пути вниз с камня на камень, чтобы потом сгореть в лаве, бурлящей в центре Земли.

Я бью кулаком по подушке дивана.

– Я не занимаюсь фиксерством дома! – кричу я. – Потому что в этом доме уже ничего не исправишь! Эта семья давно разбита!

Я вскакиваю с дивана и ухожу мимо удивленного и шокированного папы в свою комнату.

Я не знаю, что происходит с Мэйби. Проблемы с папой были у меня, а не у нее. Меня целую неделю не будут выпускать гулять. Я прикрыла ее вчера вечером, чтобы ей не досталось за опоздание. Поэтому я совершенно не понимаю, почему она гневно топает у себя в комнате, с грохотом закрывает туалетную дверь и рычит на меня, когда я стучу в дверь, чтобы понять, занят туалет или нет.

Я иду в папин туалет, одеваюсь и спускаюсь на завтрак. Говорю «Доброе утро» папе и Агнес. Кажется, сегодня папа злится на меня уже не так сильно, а может, его просто отвлекает Агнес, которая рассказывает ему о математическом термине, который она недавно узнала.

– Зепто, – говорит Агнес, – это приставка, означающая десять в минус двадцать первой степени.

– Удобно, – произносит папа перед тем, как сделать гро-о-о-омкий глоток кофе. – Теперь я могу не говорить все время «Десять в минус двадцать первой степени», а просто сказать «Зепто».

Звонит папин телефон.

– Привет, Бакстер, – говорит папа. – Как ты там?.. Ах вот как… Жаль…

В кухню входит Мэйби, берет тарелку с чашкой, английский маффин и садится на свое место за столом. На ней толстовка, в которой она спала, волосы неаккуратно собраны в пучок, и совершенно очевидно, что утром она не была в душе.