Дженис Эрлбаум - Сохрани мой секрет

Мэйби не предоставила мне достаточно информации, так что приходится выкручиваться с тем, что есть.

Я выхожу из своей комнаты и спускаюсь на кухню, где папа ставит на стол готовый ужин из ресторана: курица гриль с гарниром из брокколи и картофельного пюре. Агнес пытается уговорить Бакстера остаться на ужин.

– А потом мы опять сыграем в домино! – говорит она.

– Нет, нет, не могу, у меня, это… много дел, – отказывается Бакстер.

– Привет, заяц, – говорит папа и целует меня в голову.

Я снимаю c контейнера, в котором лежит картофельное пюре, пластиковую крышечку и облизываю ее внутри.

– Привет, папа.

– Пользуйся тарелкой и ложкой! – говорит он, и я достаю тарелку и ложку. Для папы правила имеют огромное значение.

Агнес обхватила одну огромную, как секвойя, ногу Бакстера, чтобы заставить его остаться, но он вырывается, прощается и уходит.

– До завтра, Бакстер! – говорит папа, потом высовывает голову в коридор и кричит: – Мэйби-бейби! Ужин!

Отлично, вот сейчас-то и настало время объяснить отсутствие Мэйби. Я должна быть максимально убедительной.

– А Мэйби позвонила и предупредила, что немного опоздает, – говорю я, стараясь, чтобы это прозвучало как можно более естественно. – У Номи машина сломалась.

Судя по папиной реакции, прозвучало это все же недостаточно естественно. Он застывает над курицей с сальным ножом в руках и с недоверием на меня смотрит.

– Что? А чего это она разъезжает с Номи? И почему она позвонила тебе, а не мне?

О боже! Почему Мэйби не придумала какой-нибудь другой истории, к которой бы папа отнесся с бо´ льшим доверием? Я начиню лихорадочно соображать.

– Мама Номи отвозила их посмотреть платья для выпускного. И Мэйби мне не звонила. Она звонила на городской. Наверное, решила, что к тому времени я уже вернулась из школы.

Ура! На папином лице появляется виноватое выражение. Он знает, что должен был вернуться домой на час раньше, чем приехал. Всем нам очень не нравится, когда он задерживается на работе, и мы ему об этом постоянно говорим. Кроме того, слова «платья для выпускного» лишний раз напоминают ему, что Мэйби нужна мама, которая могла бы помочь дочери выбрать платье, а мамы-то и нет. Папа же не хочет, чтобы его дочь не имела возможности выбрать себе платье вместе с мамой? Мне становится почти стыдно, что я завязываю с фиксерством.

Мэйби возвращается домой через полчаса. Папа смотрит телик в гостиной.

– Прости, что опоздала, – извиняется Мэйби. – Я предупреждала Раду. Она тебе говорила?

– Говорила, – отвечает папа. – Спасибо. Понравилось что-нибудь? Купили платье?

Мэйби быстро соображает, что к чему. Она все-таки опытная врунья.

– Ничего хорошего не увидела. Сплошной отстой. И очень дорого. В любом случае это не самый главный и не последний выпускной. Я, может, вообще на него не пойду.

– Уверена? – переспрашивает папа. – Можем в эти выходные проехаться по магазинам…

– О-о-о… – стонет Мэйби, поднимаясь по лестнице в свою комнату.

Папа грустнеет.

– Я сделал все, что мог… – говорит он.

– Хочешь, я с ней еще раз поговорю? – предлагаю я.

Папа грустно улыбается:

– Ты молодец, заяц. – Это, конечно, не ответ на мой вопрос, но все равно сойдет. – Ты всегда стараешься помочь.

Раньше мама говорила, что у меня хорошее воображение, и мне это очень льстило. И сейчас, когда меня хвалит папа, мне тоже очень приятно. Я не такая умная, как Агнес, но я умею помогать людям. Я представляю, как папа говорит в торговом центре Глории Нельсон: «Рада просто молодец. Она всем старается помочь».

Ты слышишь это, Шеллестеде?

Сегодня утром Иззи что‑то тормозит. Она должна была появиться в 7:45. В 7:50 я отправляю ей эсэмэску, но она не отвечает. Я отправляю еще пару эсэмэсок. Я становлюсь все более нетерпеливой. Папа, Агнес и Мэйби собираются на выход. Я жду Иззи до последнего, потом срываюсь и бегу к остановке автобуса. Иззи нет на остановке. Она не садится на автобус и на своей остановке.

На подъезде к школе я получаю от нее сообщение: «ЧП. Встречаемся у трибун».

За две минуты я трусцой добегаю до трибун стадиона. В углу вижу принцессу Иззи, одетую в розовую блузку и розовую юбку. На ее лице застыло выражение ужаса. Она даже не укрывается одеялом, как делала раньше.

– Что произошло?

Она настолько расстроена и потрясена, что с трудом может говорить.

– Бабушка решила отвезти меня в школу на машине. Она уезжает в субботу и поэтому хочет проводить со мной как можно больше времени. Я даже не могла тебе ответить. Я уболтала бабушку высадить меня здесь, где меня никто не увидит… – Она замолкает и после паузы продолжает: – Что мне делать?

Я начинаю лихорадочно соображать. Я не могу войти в здание школы и вынести из ее шкафчика одежду, потому что если зайдешь в школу, то выйти можно будет только в 14:45. И я не могу поменяться с ней одеждой, так как она сантиметров на шесть-семь меня выше и мускулатуры у нее больше, чем у меня. Видимо, ей придется целый день здесь прятаться. И потом я замечаю, что к стене прикреплена аптечка.

– Придется работать с тем, что есть, – говорю я, открывая аптечку. – Нам надо будет испортить твою одежду.

Она кивает:

– Давай.

– Учти, что у тебя будут проблемы, – предупреждаю я ее.

– Не вопрос, – отвечает она. – Я к этому готова. Рано или поздно бабушке придется узнать, что я не такая, какой она хочет меня видеть. Я больше не могу все это скрывать.

– О'кей. Начнем с этих широких рукавов.

Я вынимаю из аптечки ножницы и начинаю кромсать эти адские рукава. Я чувствую, что совершаю преступление, убивая совершенно нормальную блузку, но при этом ощущаю прилив сумасшедшей радости, от которой начинаю хихикать. Иззи тоже начинает хихикать, и я прошу ее этого не делать, чтобы я случайно не задела ее ножницами.

Я отступаю на шаг, чтобы полюбоваться своей работой. Блузка такого же розового цвета, как и раньше, но широких, надутых рукавов уже нет. Это хорошо.

– Теперь займемся юбкой, – говорю я и становлюсь перед ней на колени. Я делаю широкий разрез спереди и такой же разрез сзади. – Клейкая лента, – приказываю я ей, как хирург в операционной просит медсестру передать ему скальпель.

Я соединяю разрезы таким образом, чтобы превратить юбку в шорты, и для верности все той же клейкой лентой прикрепляю их к ее ногам. Теперь Иззи выглядит как боец, у которого не хватило денег на то, чтобы купить нормальный костюм для соревнований.

– Что будем делать с обувью? – спрашивает она.

Я смотрю на ее розовые балетки и понимаю, что их уже никак не исправишь. Остается их нейтрализовать.

– Какой у тебя размер? – спрашиваю я.

– Тридцать четвертый.

– Давай поменяемся.