Коллектив авторов - Посиделки на Дмитровке. Выпуск 7

Прочитал парторг сталинское письмо, отпер дверь, а в коридоре полно народу. Переходим в зал. Нас с Катей сажают в президиум. Мне предоставляется право зачитать текст. В одном месте раздается дружный хохот. Оспаривая тезис о том, что язык относится к базису, Сталин написал, что в таком случае все болтуны стали бы богатыми людьми.

После читки нас стали расспрашивать, как все получилось. Я: «Пусть Катя расскажет». Она: «Саша написал, хотел отослать…» Ей тут же предложение: не хотите ли докторскую у нас делать? Катя смутилась — у нее еще кандидатская не защищена. «А вы защищайте ее как докторскую».

Тут нам говорят: звонил Юрий Андреевич Жданов. Это сын Жданова, заведующий отделом науки ЦК. Претензия: товарищ Сталин написал научному сотруднику письмо, а это прошло мимо него. «Я еще не знаю, а иностранная разведка уже знает!» Не по себе мне стало от «иностранной разведки». А тут звонит Сергей Иванович Вавилов, президент Академии наук: «У меня в академии обсуждают новый труд товарища Сталина, а я ничего не знаю. Немедленно этих товарищей ко мне!»

Я малиновый конверт опять сую под мышку, идем на улицу. Навстречу — Александр Романович Лурия, кричит: «Вся Москва говорит о письме, называют твою фамилию. Правда это? Это же можно рассматривать как мистическое событие — такого больше никогда не случится!» А Александр Романович тоже серьезно интересовался необъяснимыми явлениями.

Показываю конверт. Лурия: «Совсекретно!» А можно посмотреть?» Я даю — это же касается проблем, которые мы вместе с моим учителем пытаемся разрабатывать. Прощаемся. Входим во дворик Дома ученых, где размещался тогда президиум академии наук. Нас встречает Вавилов и весь, что называется, цвет советской науки. Сергей Иванович берет конверт. «Молодцы, что написали! И здорово, что товарищ Сталин решил ответить».

Нас ведут в кабинеты президиума. Вдруг сзади подходит женщина: «Просят Екатерину Александровну Крашенинникову срочно позвонить домой». Отец говорит Кате: «Срочно звони Поскребышеву, запиши телефон». Она дрожащей рукой набирает номер, позади стоит толпа ученых.

Голос Поскребышева ее перепугал: «Екатерина Александровна! Что написано на конверте в правом верхнем углу?» Катя, тихо: «Совершенно секретно». — «Хорош секрет, который уже известен всей Европе, всей планете! Но коль уж вы сделали это всеобщим достоянием, внесите в текст правку, которую внес товарищ Сталин, готовя его к публикации в «Правде».

За спиной у Кати началось шу-шу… Гений правит себя! Семь поправок! Публикации Сталина обсуждали по всей стране. Повсюду звучало: гений! Доходило до абсурда — утверждалось, что эти труды имеют значение не только для языкознания, но и для всех других наук, для медицины, даже для гинекологии. Ну, извините, доперли!

В день, когда вышла статья в «Правде», Катя мне сказала в нашем хлевушке: «Дай я тебя поцелую за то, что ты ввел меня в бессмертие». Она, действительно, вошла в историю. На Катину карьеру это повлияло невероятно. Ее приглашали в президиумы бог знает каких высоких собраний, радио шумело о ней с утра до вечера. Посмотреть на Катю приезжали все наши деревенские. Предупреждали: «Смотри, не потеряй такую красавицу!» Нас приглашали в разные общества — композиторов, художников, писателей, географов… Позже стали звать ее одну, а привозить домой к утру.

Мы недолго вместе прожили. Потому что я ввел ее в бессмертие. Пострадали от этой истории оба, и очень сильно. Я любил ее — лучше тех месяцев с Катей у меня ничего не было. А она… После меня семь раз выходила замуж. Ученый был у нее, писатель, чекист, дальше не помню. Наукой всерьез не занималась, единственная ее книжка — «Артикль в немецком языке». Детей не было. Друзей? Думаю, тоже не было. Ее сразу назначили завкафедрой одного института, ради этого сняв с должности солидного ученого. Сотрудники взбунтовались. Ректор вызвал их к себе и предупредил: «Екатерина Александровна находится в лучах сталинского гения, если кто придет с жалобой на нее, освобожу от работы немедленно». Какие тут друзья…

Но ведь Сталин скоро умер…

Меня он и с того света доставал… Вот я заведую факультетом дефектологии в педагогическом институте имени Ленина. Перед этим, когда началась борьба с космополитизмом, меня выгнали из Института философии. Сталин умел организовывать такие акции. По всей стране клеймят убийц в белых халатах, причем «убийцы» эти обязательно еврейской национальности. Двух ученых, Григория Роскина и Нину Клюеву — они разработали и уже начали испытывать противораковый препарат круцин и поделились этой информацией с американскими коллегами — объявили предателями.

Напряжение нарастало. Меня, то ли как еврея, то ли как неудавшегося убийцу Сталина, вынули из философии, дали две недели, чтобы найти работу. Решил уехать подальше. В Анжеро-Судженске на угольных шахтах зарабатывал на хлеб. Подкопил какую-то сумму, вернулся. Когда шум немного поутих, взяли меня деканом. Но читать лекции по философии, психологии, логике было запрещено. Я читал по идиотизму, по психологии идиотизма. Это разрешалось.

И вот умирает Сталин. Как я это воспринял? Вошел в аудиторию и не могу начать лекцию, слезы душат. Я понимал: произошло грандиозное событие для всех и каждого. В этот день я дежурил по институту. Сидел в кресле директора и разговаривал со студенткой, звали ее Майей. В кабинет вошла секретарша и подняла крик: они целуются! А Маечка всего лишь наклонилась ко мне.

Она была неописуемо хороша, настолько хороша, что вскоре я на ней женился. Но это произошло чуть позже. А тогда, 23-го марта, директор вызвал парторга и велел завести политическое дело на Спиркина. Все прогрессивное человечество планеты рыдает о смерти вождя, а наш декан целуется со студенткой! Все, что я тогда почувствовал, выразил двумя словами: твою мать! Опять Сталин протягивает ко мне руки…

Сняли Спиркина с деканства, опять оставили одну только тему для лекций — психология идиотизма. Но я в это время написал статью «Мышление» для БСЭ. Статью хорошо приняли, больше того, позвали на работу в редакцию энциклопедии.

Да, мы с Майей Николаевной скоро поженились. Уже когда у нас появилась дочка Леночка (дочь закончила институт, в котором учился отец, тот же факультет дефектологии; возглавляет Институт практической психологии и психоанализа. — Авт.), жену пригласили сняться в фильме «Глинка» — там она несет ведра с водой навстречу композитору. Режиссер увидел Маечку на улице, подошел: «Мне нужен точно такой образ!» Ее позвали и дальше поработать в кино. Она: «Идти мне или не идти?» Я сказал: «Я, если занимаюсь делом, отдаюсь весь. И ты, если почувствуешь, что это твоя жизнь, иди». Майя решила попробовать, но скоро вернулась.