Коллектив авторов - Посиделки на Дмитровке. Выпуск 7

Коррида

Пошли в Севилье на корриду, и я еще не знал, как отнесусь к ней. И вот главное впечатление: это не жестокость, как представляют ее, — в поединке (а это поединок) жестокости не бывает, и не потакание низменным инстинктам, а великолепное зрелище, полное глубокого смысла, о чем еще скажу. Понимаю: очень непопулярное суждение, навлеку на себя гнев многих. Спорить на эту тему бесполезно: если не видеть саму корриду, априорные суждения — болтовня. Тем не менее в угоду модной толерантности коррида запрещена чуть ли не во всей стране. Чтобы увидеть ее, в южные города, где она еще сохранилась, съезжаются из многих городов Испании.

…Вдруг арена делается пустой, все, кто был на ней, исчезают, момент этот неуловим, люди словно проваливаются сквозь землю — бандерильеро — конные участники спектакля, в руках которых короткие копья, пикадоры, помощники тореадора с малиновыми мулетами. Остается только сам тореро, который до времени терялся среди участников этой невыдуманной трагедии, был незаметен, и вдруг мгновенно стал центром внимания многотысячной арены. На него обращены все взоры. Ослепительно желтый песок, ярко красная ткань в руках тореадора. И бык. Только им предстоит разыграть последний акт этого трагического представления. Тонкий, стройный, красивый юноша — лицом к лицу с черной, грозной, безумной массой. Он неподвижен, словно застыл на одном месте, не двигается даже тогда, когда бык стремительно приближается к нему, когда остается еще секунда, — и вот он уже на его на рогах. Но тореадор лишь слегка прогибается (издали кажется, что просто покачнулся), и разъяренное животное, наклонив голову, чуть ли не касаясь человека грозным бивнем, промахивается и проносится мимо. Маэстро невозмутим, покачнувшись, он уступает ему дорогу, даже на сантиметр не сходя с места. Так и остается стоять на своем крошечном солнечном пятачке. Пожалуй, это самая впечатляющая, самая эффектная часть корриды. Потом, не оглядываясь, юноша делает два шага по направлению к трибунам, и, сохраняя достоинство, благодарит в полупоклоне публику за аплодисменты. Этот жест не только вежливость, но и часть действа. Молодой человек показывает, что ему нет никакого дела, что творится за его спиной. Будто бык не может мгновенно остановиться, повернуть и напасть на обидчика сзади, с той стороны, где тот ничем не защищен. У пикадоров, кстати говоря, такая защита есть. Обороняясь от пестрой толпы людей, каждый из которых несет ему боль, бык беспорядочно бросается из стороны в сторону, надеясь наказать врага. Но только он нацеливается на одного из них, как тот мгновенно прячется в деревянный карман, которые расставлены по всему периметру арены. Здесь он недосягаем. Тореадор работает без страховки. Выражение его лица остается холодным и бесстрастным. Никто не должен знать то, что знает только он: сколь велик риск, которому он подвергает свою жизнь, и какие горькие мгновения он испытает, когда на выручку ему, беспомощному, поспешат его помощники. Бой он принимает лицом к животному — таков закон.

И вот финал. Подробности ужасны, о них необязательно говорить, но надо помнить главное: коррида — по сути краткий конспект эволюции рода человеческого. От опасности человек уйти не может, мир вообще непредсказуем, опасность — судьба, а вот с хаосом, который бывает страшнее опасности, он справиться должен. И юноша принимает бой.

Бык — это хаос. Разъяренное безумие. Амфитеатр разом и шумно выдыхает — напряжение отпускает людей, когда прием удается, и дружно освистывает быка, когда тот спотыкается о песок, уступая человеку в расчете и ловкости. Здесь нет злорадства, но нет и сочувствия. Люди не безжалостны, они просто хорошо понимают, что на кону. Интеллекту, мужеству, изысканной красоте (золото и кружева костюма — не декорация, это тоже смысловая часть поединка, зримое противопоставление двух начал) противостоит разрушительная, темная, слепая ярость.

С арены тореро уходит, окруженный толпой поклонников. Они шумно выражают ему свой восторг и благодарность. Их лица светятся счастьем. Странное соединение чувств: счастье на фоне трагедии. Трагедия при ярком свете солнца. Но здесь не нужны никакие оправдательные слова. Публика права: кумир победил по всем правилам дуэли, Это был мужественный человек, и у него был достойный соперник. Они равно рисковали жизнью.

Коррида — апофеоз человека, триумф его совершенства. Это тяжелое, но не безнравственное зрелище. Можно закрыть ее. Но, как во всякой высокой трагедии, несмотря на гибель в финале, а, может — если вспомнить Аристотеля — благодаря ей, она несет в себе еще и высокий, очищающий, облагораживающий смысл. Прекрасный, артистичный, молодой тореро вполне заслужил благодарность и славу.

Старый архитектор

Вопрос, чем заниматься, когда выйдет на пенсию, был для голландского архитектора Юрьена предопределен: он всю жизнь увлекался русской историей, культурой, искусством. Юрьен — имя, иначе не называю, и на «ты», так принято в Голландии. До этого он читал на разных европейских языках, но русского не знал. Вот сейчас и займется им. С тех пор прошло 10 лет, ему 76. Мы говорим по-русски, он владеет языком практически свободно, даже акцент не очень заметен. Беседовать с ним приятно, он точно и без промедления угадывает мысль собеседника, сразу подхватывает или оспаривает ее. Кроме книг, несомненно, помогло и общение с русскими. За пенсионные годы — те же 10 лет — в России побывал много раз, и теперь среди моих соотечественников у него немало знакомых. Но, видимо, не так уж доволен своими успехами, всё еще учится. Увидел на столе несколько перепечатанных на принтере страничек Тэффи. «Юрьен, — спрашиваю, — для чего тебе они? У тебя же есть ее русские книги». — «У Тэффи такой прозрачный текст. Если не знаю — поверх пишу голландские слова».

В России больше не бывает. Трудно. Не только возраст, но и онкология. Диагноз был для него неожиданным, узнал всего полгода назад. Пошел к врачу. Здоровый человек, но что-то стал быстро уставать, почему? Неохотно согласился на анализ: у него же все в порядке. Возраст, конечно, ну и что? Результат: миелома, рак кости. С онкологией, увы, так и бывает: узнаешь вдруг. У него фатальная болезнь. Если не лечиться — срок такой-то, лечиться — такой.

Говорит о ней немного и очень спокойно. «В молодости — трагедия, а сейчас нормально». Однако сейчас состояние вроде бы стабилизировалось, уже не лежит, ходит по дому. Но морфий принимает, без него не получается.

Потом ведет на второй этаж. Крутая спиральная лесенка — не сразу привыкнешь. Из темноты вдруг попадаешь в солнечное помещение, и тут же перед глазами целая стенка русских книг, его богатство, его гордость. Сразу вижу полное собрание сочинений Тургенева на русском, 12 зелененьких томиков. Это-то зачем? «В России сейчас его читают мало». Он удивляется: «Почему? Очень современный писатель». Не смею возражать. Большой том Шаламова. «Останется он, а не Солженицын». Жму руку. Теплеет сердце, когда останавливаюсь перед несколькими рядами книг Пушкина и о Пушкине. Надо сказать, что современный голландский перевод «Евгения Онегина» считается лучшим в мире. Автору его в Москве дали премию. Но тот отказался приезжать за ней — в знак протеста против нынешнего режима. И уж я совершенно счастлив, когда замечаю на стене большой портрет Ахматовой (репродукция известной картины Альтмана). Юрьен приглашает на третий этаж, в мансарду, там совсем крошечное помещение. Потолок — скошенная крыша, а места хватает только для маленького столика и лежанки. Сам он поднимается уже с трудом, а оказавшись под крышей, наклоняет голову — рост не позволяет распрямиться. Говорит, что здесь останавливаются молодые русские поэты, когда приезжают в Голландию. Называет имена, которые мне — к стыду — ничего не говорят. Познакомился в Русском доме, в котором он часто бывал. Русская поэзия — это отдельная и глубокая его страсть. Он хорошо знает ее, проявляет неожиданную осведомленность в биографиях наших великих поэтов. Когда спустились вниз, вижу сборник Цветаевой. Про себя отмечаю: он не среди других русских книг, не на втором этаже, а внизу, где Юрьен в основном проводит время. Книга обиходная, читается. Показывает три сборника Ларисы Миллер. На одной — нежная дарственная надпись.