Коллектив авторов - Посиделки на Дмитровке. Выпуск 7

По рассказам очевидцев дело было так.

На противоположной стороне реки Чернь немцы сожгли деревню Подберезово и стали на четырех подводах переправляться по льду через реку, как раз напротив деревни Выглядовки. Да заехал их главный начальник на санях в полынью. Вымок весь до нитки. Раздосадованный, он приказал спалить Выглядовку вместе с жителями. Соломенные крыши вспыхивали, как факел. Черный дым, подкрашенный красными искрами, заклубился над деревней. Выскакивали бабы из горящих домов на лютый мороз, кто в чём был, с малыми детками на руках. Престарелые же выползали из горящих жилищ на четвереньках. Ужас, охвативший жителей, вылился в вопли и крики отчаяния. Причитания обезумевших людей и треск огня были слышны в мороз далеко за околицей.

Выглядовку от Сидорово отделял широкий овраг с еле заметной речушкой Дороженкой. Меньше версты деревня от деревни. Стоял Федотов на противоположном бугре оврага и наблюдал эту душераздирающую картину. Его сердце готово было вырваться из груди, вспыхнуло гневом праведным. И он неосознанно начал быстро креститься, причитая:

— Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй!..

И увидел Филипп Миронович: плотный дым закрыл от глаз поджигателей большой дом, стоящий в низинке.

— Слава тебе, Господи, будет где перекоротать ночь детишкам, — про себя подумал Миронович.

Погрузились немцы в сани и двинулись через овраг в Сидорово. А навстречу им староста Федотов. На немецком языке поприветствовал «гостей», а когда увидел, что их главный поджигатель весь во льду и у него зуб на зуб не попадает, пригласил к себе домой погреться. В натопленном доме за столом, угостив пришельцев самогоном, договорились: деревню немцы жечь не будут, если староста достанет валенки и тулуп. Федотов, не раздумывая, пошел к своей соседке Санти, так звали Александру Калинкину. Точно знал: у нее от мужа, ушедшего на фронт, остались валенки большого размера.

Пришел он к бабе с просьбой:

— Сантя, я знаю — у тебя есть мужнины валенки. Я договорился с немцами, что они оставят деревню в покое, если я их начальнику найду валенки и шубу. Я предложил свои, да они никому не лезут.

Все знали взбалмошный характер Санти, но Федотов не предвидел последующего развития событий. Сантя взяла скалку и давай дубасить старосту, вкладывая в это всю свою нерастраченную женскую энергию:

— Ах, ты, недоносок, немецкий холуй! Пришибу я тебя за мужа моего. Он на фронте кровь проливает, а я должна потакать врагу. Муж вернется, а я ему: «Дорогой муженечек, твои валенки я немцам отдала». Да он жить после этого со мной не будет!

Все это терпел староста, закрыв лицо руками, терпеливо выжидал, хотя все бока и руки отдавались жгучей болью.

А Федотов вразумлял Сантю:

— Ты подумай лучше о трех малолетних детях. Погибнут ведь на морозе.

И ёкнуло что-то в душе у бабы, проснулся материнский инстинкт.

А Федотов продолжал:

— Ты посмотрела бы, что немцы натворили в Выглядовке. Сердце заходится. А валенки я тебе весной сваляю, как только начнут стричь овец.

Сантя знала — сосед никогда не обманывал, и молча отдала валенки.

Нужно было достать еще шубу, и отправился Федотов к скорняку Якову Ильичу Балакину, с которым вместе были в германском плену. В холодном помещении, так называемой каменке, староста заметил три подвешенных полушубка и два тулупа. Филипп объяснил Якову, что к чему, и попросил шубу. Яков, ничего не говоря, взял керосиновую лампу и пошел в каменку, где висели шубы. Филипп за ним, рассчитывая забрать либо полушубок, либо тулуп. Яков подошел, открутил пробку керосиновой лампы и начал брызгать на шубу. Филипп недоуменно соображал: зачем зимой поливать керосином шубы? На морозе ведь моль не водится. А когда Яков чиркнул спичкой и вспыхнула первая шуба, Филипп понял замысел скорняка. Превозмогая боль, стремительно бросился он на Якова и затушил горящую шубу.

— Ты что же делаешь? Хочешь погубить всю деревню, — взорвался староста.

— Хошь убей меня, хошь расстреляй, но врага я одевать не буду.

— А ты, Яшка, забыл, как больше месяца назад, когда я просил тебя отнести окруженцам продукты в лес, ты испугался за свою шкуру? А сейчас трясешься за овечью. Эх, Яша, Яша, воевать с оккупантами надо с оружием в руках, а здесь головой соображать приходится. Выбор-то невелик. Из всех бед выбираешь меньшую.

Ничего Яков не мог возразить на это и пробурчал:

— Бери, чево хошь.

Вот так и спас Федотов деревню Сидорово. Самого же его за это деяние, как он и полагал, настигло наказание. Уже после войны отсидел Филипп Миронович восемь лет в лагерях, как прислужник фашистской нечисти.

Поселилась Ольга со всей своей братией в Сидорове у Гваськовой Марии. Непонятно почему, но все её звали Матросихой. Муж Иван Петрович на фронте, а на руках шестеро детей. Старшему Петьке только что девятнадцать исполнилось. Вот так и коротали зиму: четырнадцать человек в избе под одной крышей. Друг на друге спали, но замерзнуть никому не дали.

Здесь и встретила Ольга свою первую и единственную в жизни любовь. Это был старший сын Матросихи Петя, а у всех на устах он был Пэтухом. Стройный, с русыми волосами, голубыми глазами и светлым, чуть обветренным лицом без веснушек. Одним словом, русский Иван из сказки. К тому же домовитый и мастеровой: за что ни возьмется — лучше, чем у всех, получается.

Но Ольга знала, что Пэтух дружит с Машей Колосковой, и у них всё идёт к свадьбе. Смотрела Ольга на Пэтуха и радовалась за Машу. Хорошим мужем будет он. А Петя всё чаще и чаще стал знаки внимания оказывать Ольге. В редкие минуты отдыха сядет рядом и молчит. Свою работу тянет и Ольге помогает. И Ольга раз не выдержала:

— Петя, не надо за мной ухаживать. Ты же дружишь с Машей Колосковой. Нехорошо ей будет, когда узнает, что ты на меня заглядываешься.

Пэтух был готов к такому разговору:

— Не испытываю я к ней таких чувств, как к тебе. Вроде как? Надо парню с девушкой дружить, вот я с Машей и дружу. Она хорошая, работящая, и лучшей жены не пожелаешь. Да не лежит у меня сердце к ней. Я Маше всё объяснил. А ты уж не отталкивай меня.

Да и как оттолкнуть, когда сама влюбилась в него.

Ничего не изменилось в их отношениях. Петя, как и прежде, помогал Ольге по хозяйству, и так же молча сидели они рядышком. Только их ладошки так и тянулись друг к дружке. А сердце у Ольги трепетало от гордости и счастья: у неё появился парень. Её молодой человек.

А вокруг Тулы с переменным успехом шли кровопролитные бои. Не на жизнь, а на смерть. Никто никому не хотел уступать.

Что только не предпринимали немцы, но одолеть защитников Тулы не могли. И чтобы запугать красноармейцев, собрали немцы все резервы, создав тройной перевес в живой силе и технике. Решили устроить психическую атаку. Да заранее выведали чекисты этот замысел, и началась в войсках политработа. Во всех частях Красной Армии проводились открытые партийные собрания, зачитывали речь Дмитрия Донского на совете воевод перед Куликовской битвой: «Любезные друзья и братья! Знайте, что не затем я пришел сюда чтобы… охранять реку Дон, но чтобы Русскую землю от плена и разорения избавить или голову свою за Русь положить: честная смерть лучше позорной жизни… Сегодня же пойдем на Дон и там или победим и весь русский народ от гибели сохраним, или сложим свои головы за нашу Родину». И бойцы поклялись: «Умрем, но Тулу не сдадим».