Коллектив авторов - Посиделки на Дмитровке. Выпуск 7

Но в жизни красавицы были и поистине черные дни. Не оставила город своей «августейшей милостью» и «Догаресса Чума», — в жертву ей принесены тысячи венецианцев, в их числе гордость и слава Венеции — великий Тициан.

За снятый «урожай» чума весьма своеобразно отдарила венецианцев: это и величественный храм Санте Мария дель Салюте, возведенный в честь избавления от «черной царицы», без коего венецианский пейзаж уже немыслим; это и… карнавальный костюм «Доктора Чумы», схожий с хищной птицей с длинным клювом-носом, куда закладывались благовония и снадобья, якобы защищавшие от страшной болезни, черным плащом-балахоном, шляпой и палкой-клюкой в руке, дабы не прикасаться руками к обреченным… Спустя столетия средневековый ужас намертво въелся в полы маскарадного плаща, в чумные годы выделявшего из толпы венецианского доктора.

Венецианцы умели шутить со смертью, и действие пушкинского «Пира во время чумы» из мрачных лондонских предместий легко перенести на праздничные венецианские площади…

Несбывшееся путешествие

Если бы Пушкину удалось вырваться за пределы Российской империи и оказаться в Венеции, он непременно направился на набережную Ле Дзаттере, в палаццо Клари.

И все потому, что хозяйкой дворца, и ныне соседствующего с церковью Санта Мария дель Розарио, знаменитой фресками кисти Тинторетто и Тьеполо, была давняя приятельница поэта (а возможно, как уверяли маститые пушкинисты, и его любовница!) графиня Долли Фикельмон.

Не судьба была Пушкину пройтись вдоль канала Джудекка, полюбоваться видом (удивительно схожим с петербургским!) — войти через массивную дверь, украшенную не одной, а тремя замысловатыми ручками чугунного литья, подняться по лестнице и очутиться в гостиной, где его радостно бы встретили хозяева: супруги Фикельмон вместе с красавицей-дочерью Элизалекс. Столь же радушно, как и в особняке на Дворцовой набережной в Петербурге, в салоне блистательной австрийской «посольши», графини Долли Фикельмон. Или ее матушки Елизаветы Михайловны Хитрово, страстно и безнадежно влюбленной в поэта. В обоих светских салонах, где частым гостем бывал поэт, кипела литературная и политическая жизнь…

Правда, это могло случиться лишь в 1855-м, когда супруги Фикельмон приобрели палаццо на набережной Ле Дзаттере. В первый свой приезд в Венецию они остановились на Гранд-канале, во дворце, принадлежавшем балерине Тальони, блиставшей некогда и на петербургских подмостках.

Графиня Долли (Дарья Фёдоровна), внучка фельдмаршала, Светлейшего князя Михаила Илларионовича Кутузова, сослужила неоценимую службу пушкинистам: страницы ее дневника пестрят драгоценными строками о поэте, а позже, после его женитьбы, о юной супруге Натали.

Среди записей есть и весьма любопытная: «Вчера, 12-го, мы доставили себе удовольствие поехать в домино и масках по разным домам. Нас было восемь… Мы очень позабавились, хотя маменька и Пушкин были тотчас узнаны, и вернулись ужинать к нам».

Все объясняет письмо самой графини, отправленное поэту накануне, январским днем 1830-го: «Решено, что мы отправимся в нашу маскированную поездку завтра вечером. Мы соберемся в 9 часов у матушки. Приезжайте туда в черном домино и с черной маской. Нам не потребуется Ваш экипаж, но нужен будет Ваш слуга — потому что наших могут узнать. Мы рассчитываем на Ваше остроумие, дорогой Пушкин, чтобы все это оживить».

Верно, надежды графини оправдались, ведь, по ее словам, все участники маскарада изрядно «позабавились».

В каких только обличьях художники не изображали Александра Сергеевича?! Да и сам поэт любил представить себя в виде то арапчонка, то женщины, а то и вовсе — коня! Но в маске?.. И уж не под черной ли венецианской маской в тот беззаботный вечер пытался скрыться поэт?!

Все же Пушкин незримо присутствует в таинственном городе, надежно сберегаемом святым евангелистом от перемен и забвения. Вместе с тенями своих собратьев по перу: великих венецианцев Гольдони, Гоцци, Казановы, бесшумно скользящих по парапету набережных, качающихся в пришвартованных ночных гондолах, следящих с террас и балконов палаццо за пестрой многоязыкой толпой… Бесспорно, Пушкин в Венеции именовался бы не царем русской поэзии, а ее дожем!

…Ровно через семь лет, на исходе января 1837-го, графиня оставит в дневнике иную, скорбную запись. Она будет искренне горевать о безвременной кончине Пушкина, сетовать на смерть, похитившую «дорогого, горячо любимого поэта… этот прекрасный талант, полный творческого духа и силы! …Этот прекрасный сияющий светоч, которому как будто предназначено было все сильнее и сильнее освещать все, что его окружало…»

Приключения графини в Венеции

Минет еще десятилетие. В 1847-м графиня Долли впервые окажется в Венеции. Город безраздельно завладеет ее сердцем — свои восторги она спешит разделить с близким другом, сестрой Екатериной: «Я без ума от Венеции! Эти вечера на площади Святого Марка, сама эта великолепная площадь, которая фантастически хороша — все несказанно красиво». И новые письма сестре в Петербург полны признаний в любви к чудному городу: «Я научилась смотреть Венецию, которую раньше не знала и которая полна настоящих шедевров… Площадь Святого Марка — наш обычный салон. Мы каждый вечер остаемся там до одиннадцати часов»; «Площадь Святого Марка по вечерам освещена как днем… На ней чувствуешь себя точно в огромной танцевальной зале…»

Вскоре Долли пришлось испытать иные чувства: революционные страсти, бушевавшие в Европе, о предвестниках коих так мило и остроумно судачили в ее петербургском салоне, «опалили» и саму графиню.

В 1848-м супруг, граф Шарль-Луи Фикельмон, получил новое высокое назначение по службе и вынужден был спешно отправиться в Вену. Долли оставалась в Венеции, входившей к тому времени в Австро-Венгерскую империю, где и застала ее весть о восстании в столице. Эхо грозных событий отозвалось и здесь: в марте горожане провозгласили Венецию республикой, и всех австрийцев ждала печальная участь, если не изгнанников, то заключенных. Долли с дочерью и зятем в одночасье оказались заложниками.

В революционной Венеции графиня дважды подверглась аресту. Площадь Святого Марка уже не напоминала ей прекрасную танцевальную залу, скорее — арену гладиаторов…

Спасительным для нее стало решение консула Великобритании: он прислал за Долли и ее семьей из Триеста английский военный корабль. Но вступить на его борт оказалось не просто — особняк семейства Фикельмон взяли в кольцо национальные гвардейцы, а супруге министра иностранных дел Австрии было объявлено, что она не может покинуть город. Лишь вмешательство главы Венецианской республики Даниэле Манина сделало возможным ее отъезд (или бегство?) в Вену.