Марк Вевиоровский - Сборник рассказов

В большом промышленном аппарате объем воды составлял несколько кубометров и в принципе охлаждающая рубашка была не нужна — можно было поддерживать температуру жидкости менее ста градусов и снимать тепло за счет испарения части воды, но технологи этого испугались.

Поэтому охлаждение производилось через рубашку, температура среды в аппарате поддерживалась на уровне 15 — 20 градусов и создавались условия для выпадения из раствора солей в виде твердой фазы — а эти соли отлагались на металле…

По этой тематике были разработаны несколько заявок на а.с. и были получены несколько А.С. (патенты тогда были редкостью), и с ними тоже связана одна неприятная история.

Аспиранту в разработке математического аппарата помогал талантливый молодой ученый, пришедший из МИХМ’а вместе с целой группой инженеров (и сын одного из профессоров МИХМ’а).

Он претендовал на руководство диссертационной работой аспиранта, но не имел права руководства — следовательно, ему нужен был подставной руководитель.

Мне тоже нужен был подставной руководитель — у меня права руководить аспирантом тоже не было, но и довесок в виде профессорского сынка мне был не нужен.

Наверху договорились — подставным руководителем диссертационной работы молодого специалиста стал доктор наук из другого отдела, а я остался его реальным руководителем.

Молодой специалист успешно защитил диссертацию…

Но этим дело не ограничилось — сын МИХМ’овского профессора захотел защищать докторскую диссертацию, и тут начались чудеса…

Во-первых, в автореферате его докторской диссертации среди внедренных «его собственных» конструкций был указал реактор (номер А.С. и рисунок), к которому он не имел отношения — не во все заявки мы его включали.

Во-вторых, он умудрился указать номер А.С., выданного с грифом, что для открытого автореферата было недопустимо.

И главное, оказалось, что секции Ученого совета института, на котором рассматривали материал его диссертации и рекомендовали ее к защите, вообще в природе не было.

Весь этот скандал попортил нервы в основном секретарю секции Ученого совета, и еще директор был очень обеспокоен тем, чтобы о скандале не узнал бы его заместитель — если бы тот узнал, то скандал вышел бы далеко за стены института…

Поэтому сыну профессора предложили тихо уволиться, и он уволился.

Впоследствии в разговорах он рассказывал, что на новом месте работы он все «откровенно рассказал» (?!) о случившемся и его поняли.

Его приняли на работу, он защитился.

Что он поменял в автореферате — я не знаю, по крайней мере справку наш Ученый секретарь ему не подписывал…

Я намеренно не привожу имен — те, кто в курсе произошедшего, их узнают, а афишировать этот типичный и реальный случай я не считаю возможным.

Молодой специалист защитился и стал еще наглее в отношениях с окружающими, а нам, сотрудникам сектора, поручили работы по перекиси водорода.

Проблема перекиси водорода заслуживает особого внимания, тем более что эта проблема будет занимать меня далее долгие годы.

По причине секретности подлинной истории нашей организации нет до сих пор, а создавалась она — этот почтовый ящик, номера которого я уже не помню — на базе другого почтового ящика, существовавшего еще до войны.

Все сведения по давней истории основаны на воспоминаниях людей, которых я знал, и которые мне рассказывали что-то из истории своей жизни, а отнюдь не об истории этих организаций.

На старых (сравнительно!) планах Москвы от шоссе Энтузиастов в сторону Перова отходит безымянная тупиковая улица. Эта улица существовала даже сравнительно недавно (в начале прошлого века), и я застал следы этой улицы — участки тротуара и уличный шкаф телефонной станции с коммутационными клеммами около здания на территории.

Этот участок улицы тянулся вдоль здания, в котором при мне располагалось конструкторское бюро. Скорее всего, ранее это было жилое здание, к которому были более поздние пристройки с обоих торцов — со стороны шоссе Энтузиастов на уровне второго этажа пристроили перемычку с новым институтским корпусом, а в противоположном торце под прямым углом пристроили лабораторный корпус (все это можно найти в Интернете).

Рядом со входом в здание КБ долгие годы стоял разваливающийся коммутационный металлический шкаф телефонной станции — проржавели петли, провисла дверца, затем снесли весь шкаф и прямо вдоль здания выстроили одноэтажное служебное здание, оставив узкий поход вдоль стены.

До войны почтовый ящик начинался не от шоссе Энтузиастов, а дальше — там, где в мое время была вторая проходная на старую территорию.

Сразу за этой второй проходной слева располагался старый двухэтажный корпус (кое-где даже трехэтажный), который на недавних планах в Интернете обозначался как 21-й корпус.

Чуть дальше через проезд стоял одноэтажный корпус с высокой двускатной крышей, где в мое время находилась машиноиспытательная станция — там стоял двигатель от «Жигулей», на котором испытывали новый антидетонатор взамен ТЭС. После успешных испытаний оборудование разобрали и этот корпус предложили нам, новому подразделению, Сектору химических реакторов, но…

Ранее в этом здании было производство тетраэтилсвинца (ТЭС), самого распространенного антидетонатора в союзе (и самого ядовитого!).

Производство было токсичным настолько, что рабочие трудились там в резиновых изолирующих комбинезонах, и малейшее нарушение целостности резины приводило к смерти работника — это факт, о котором мне рассказал Игорь Козловский.

После смены прямо в комбинезоне каждый вставал под керосиновый душ, и только потом можно было переодеваться.

Естественно, все строительные конструкции здания были пропитаны парами ТЭС и в здании работать было смертельно опасно…

Антидетонатор, испытанный здесь, в производство не пошел — МХП не получило на него заявок, а промышленное производство этого продукта позже наладили в Китае по лицензии.

Производство ТЭС с московской площадки убрали сравнительно недавно, и этот продукт выпускают в других местах. А на это производство тут, на этой площадке стремился попасть мой близкий друг Игорь Козловский — там лучше платили, но мать его туда не пустила, и он ушел в армию.

Мать Игоря была очень деловая и решительная женщина, работавшая здесь и затем в МХП, но видел ее я всего один раз…

Вернемся к рассказам моего знакомого, что пришел сюда работать перед войной и вернулся с войны без ноги — он много рассказывал, но как все привычные к секретным работам никогда не рассказывал о работе.

Я вспоминаю удивительный случай — я недолго лежал в медсанчасти около фирмы Жукова (Люберцы-Дзержинск), и со мной в одной палате лежал штурман личного самолета Министра Минсредмаша. Мы с ним бывали в одних и тех же местах, посещали одни и те же закрытые объекты, и поначалу разговор не клеился.