Марк Вевиоровский - Сборник рассказов

— Можно ли рассчитывать на искренность ваших ответов?

— Естественно. Я намереваюсь отвечать самому себе.

— А вообще вы искренний человек?

— Сомнительно. А подчас — лживый.

— И какие цели преследует ваша ложь?

— Редко благородные, чаще — сиюминутные и малозначительные.

— Но все же, что вам больше свойственно: ложь или правда?

— Я — Дева, мне по гороскопу положено слишком часто говорить правду.

И чаще всего — совсем не вовремя.

— Вы — добрый человек?

— Добрый.

— Вас много обманывали?

— Много.

— И вы прощали?

— Раньше меня достаточно было обмануть в мелочи, и я прекращал всякое знакомство с этим человеком. Позже непримиримость поутихла, я мысленно стал оправдывать обманувшего меня обстоятельствами и иными причинами. Но по-настоящему прощать так и не научился.

— Чему вы учили своих детей?

— Ничему. Многие бравируют этим, уверяя, что дети растут на их примере. Это верно только тогда, когда в семье принято каждодневно обсуждать все вопросы и все проблемы, и поступки взрослых не только на виду у детей, но они еще вдобавок знают подоплеку этих поступков. У нас, к сожалению, это принято не было и дети росли сами по себе.

— Это плохо?

— Думаю, что плохо. По крайней мере, это быстро исключает родителей из воспитательного процесса.

— Вы знаете историю своего рода, своих предков? Кто они были?

— Не знаю. Моя мать, как я узнал после ее смерти, была незаконнорожденной дочерью моего деда, хотя он и удочерил ее по всем существовавшим тогда законам. И я сам — незаконнорожденный, отца своего никогда не видел. Предполагаю только, что у меня — по отцу — есть братья или сестры, причем старше меня. А род предков по линии деда — видимо, древний и обширный.

— Вы хороший руководитель?

— Плохой. Я не умею руководить людьми.

— Но вам ведь приходилось это делать? Я знаю, что под вашим руководством разработаны крупные проекты, созданы интересные установки. И даже новые структуры в духе времени.

— Да, все это было. Но удавалось лишь то, где было не руководство, а диктатура. Как правило, условия бывали таковы, что времени на нормальную работу не было. Была жесточайшая диктатура — делай так, как тебе сказали, и не умничай.

— Никакой инициативы? Шаг вправо, шаг влево?

— Не совсем. Была четкая постановка конкретной частной задачи, а дальше исполнитель действовал сам. Одним нужно было давать очень ограниченные, узкие задачи, другие были способны выполнять более емкие и менее формализованные задачи, но в любом случае это была диктатура.

— И такой метод руководства приносил положительные результаты?

— У меня сложилось впечатление, что только так и можно руководить.

— Как вы относитесь к женщинам?

— Положительно.

— А конкретнее? Любите ли вы женщин? Любят ли они вас?

— Женщин я любил и люблю. Со временем стал относится с большим, как мне кажется, пониманием. Любят ли меня женщины? Трудно сказать, лучше спросить у женщин.

— Есть ли у вас близкий друг?

— Однозначно — нет.

— Даже так? Почему?

— Затрудняюсь ответить. Наверное, мои требования к таким отношениям слишком высоки.

— Но потребность в таком друге вы испытываете?

— Временами. С годами — чаще.

— А есть ли у вас близкий друг среди знакомых вам женщин?

— Тут еще более высокие требования…

— Не можете конкретизировать?

— Могу, но не хочу. К сожалению, таких женщин я не встретил… хотя я могу ошибаться, я просто этого не разглядел… Но знаю, что в потенциале они есть.

— То есть существуют женщины, удовлетворяющие вашим повышенным требованиям? Тогда почему вы их не считаете своими друзьями?

— Потому, что они, скорее всего, друзья у других мужчин.

— У вас есть любовница? Или любовницы?

— Нет и не было. Когда кончалась любовь, я уходил. И только после этого — раньше или позже — начинал жить с другой женщиной.

— Вы любите свою жену?

— Думаю, что да. Хотя любовь — это такая сложная штука…

— Вы не можете утверждать, что любите ее?

— А вы сформулируйте, что такое любовь. Тогда поговорим.

— Ну, это чувство привязанности, уважения…

— Уже неверно. Любят и совершенно никчемных людей, пьяниц, дебоширов. Что же, их уважают? Следовательно, признаки другие и настолько сложные, что пока их никто не смог заформализировать.

— Но привязанность вы не будете отрицать?

— Нет, не буду. Но для любви этого маловато. Вы еще попытайтесь использовать юридические признаки брака — совместное проживание и ведение хозяйства.

— А разве это не так?

— Брак и любовь — вещи разные. Разные настолько, что абсолютно не имеют друг к другу никакого отношения.

— Но как же это может быть?

— Если коротко, то так: брак без любви и любовь без брака — это самое обыкновенное и весьма распространенное состояние мужчины и женщины.

— Как вы относитесь теперь к вашим бывшим женам?

— Вопрос сложный, тем более, что моя первая жена уже умерла. Мы с ней не виделись очень давно, еще до ее нового брака и отъезда. Но со временем мое отношение к ней все теплее, и я сильнее ощущаю свою вину перед нею.

— Что касается второй жены… То при видимой ровности отношений я не изменил своего мнения о ней, далеко не лестное для нее.

— Но вы встречаетесь с ней?

— По необходимости. После смерти сына. Но она тоже уже умерла.

— Вы довольны своими детьми?

— На этот вопрос трудно ответить. Иногда недоволен, иногда доволен. Но у них совершенно своя жизнь, и мне там нет места.

— Неужели, дети к вам плохо относятся?

— Да нет, нормально относятся. Просто особой близости нет, а раз нет близости — то…

— А почему так произошло?

— Кто виноват, хотите вы спросить? Я виноват. Виноват мой отец, которого я не знал. Мой жизненный уклад сформировался в отсутствии близости к родителям: отца не было, мама вечно на работе. Да и она сама росла, видимо, не в самых лучших условиях — у ее отца была родная дочь, и мама никогда не забывала об этом, хотя родная дочь была моложе моей мамы.

— Она вам рассказывала что-нибудь?

— Никогда. Я же говорю, что узнал об этом только после ее смерти и из бумаг.

— Вы любили свою мать?

— Я люблю ее со временем все сильнее и сильнее, хотя не могу сам этого понять. Хотя когда она снится мне, то никаких… близости не происходит. У нас с ней и при жизни не было особой близости. Так было, я так привык и только теперь понимаю, как невнимателен я был к ней, как виноват перед ней. Но поправить это уже нельзя.

— Вы суровый человек? К этому вы привыкли?

— Я страшно сентиментальный человек, но этого никто не знает. Все это остается во мне и не находит выхода наружу. К сожалению, нет такого человека, который способен разделить со мной все это.