Инна Фидянина-Зубкова - Сахалинские каторжанки

— Вот тебе, бабушка, и законы природы.

— Супротив её воли не попрёшь!

— А грешить не надо было всему народу, понимаешь, всему большому государству. Вот тебе и тридцать три напасти: ёлки, Ельцин и грибницы его поганые!

— А чё это поганые?

— Та не, я в переносном смысле.

— Грибницы наши не трожь!

— Ах, ты морда…

Иду по лесу, а вокруг целое море маслят! И подосиновики завидущи. Но руки у меня хоть и махонькие, но загребущи! Нарвала два пакета. А черные полиэтиленовые пакеты имеют одно нехорошее свойство: они утрясывают, утрамбовывают и спрессовывают грибы. Поэтому сколько ни положи в них лесного сырья — всё проглотят и добавки попросят. Но самое коварное не в этом: вот нагребли вы от жадности в каждый пакет килограммов по пять и радостно прёте добычу домой, но тут ручки у коварных чёрных полиэтиленовых монстров начинают яростно врезаться в ваши руки. А представьте себе счастливо пакетированного ребёнка лет двенадцати, который уже через пару шагов начинает понимать весь ужас своего положения… Нет, нет, нет, ребёнок, конечно, сильный, он плакать не привык, он своё на пень бросит, он допрёт до хаты непосильную ношу, покажет мамке свежие шрамы на ладонях и многозначительно изречёт:

— Теперь только с пластмассовым ведром ходить стану!

Мать поднимет на ребёнка свои красные от слёз глаза:

— Да пожалей ты нас, Инна Ивановна! Грибы девать уж некуда, вон весь погреб банками заставлен. Нам с тётей Ниной под твои дикоросы столько водки и не выжрать.

Я насупилась:

— А вы папкиными груздями закусывайте. При чём здесь мои маслята?

Мать обиделась:

— Вот вырастешь большая, поймёшь что такое «маслята под водовку». У-у-у, пальчики оближешь!

Я взрываюсь, как бомбажная пресерва, и чуть ни кричу на родительницу:

— Так нужны тебе грибы или нет?

— Нет. Пить много вредно.

— Ну и фиг с ними! Пусть, пусть они в лесу скиснут или, наоборот, засохнут. Не жалко!

Мать очень внимательно на меня посмотрела:

— Ах ты, русский жадный девочка! Белкам да ежам белковой пищи пожалела. Им зимой что жрать прикажешь?

— Лес без человека не усохнет! — встрял, подслушивающий за углом, отец. — А человеку без леса — кирдык! Так что, вставай-ка завтра, дочь, пораньше, я тебе шампиньонные места покажу.

Я многозначительно посмотрела на мать и пошла собираться к завтрашнему походу. Ведь ДВА пустых пластмассовых ведра найти ещё надо! В них вон тоже… белые элитные солятся.

— Па, а почему у нас в лесу где ни ступишь — везде могилы вырыты?

— Та то ж люди уголь искали!

— А почему они все прямоугольные: полметра / на два метра / и полтора метра в глубину. В аккурат как могилы.

— У-у… это окопы. От японских захватчиков. Ну или японские захватчики рыли, спасаясь от наших. Кстати, там и два метра / на два метра есть.

— Ну есть. А какие слухи ходят?

— Да никаких. Все молчат как в могиле!

— А кости там находили?

— Та нет. А ты?

— И я не видела костей. Но кости и медведи любят закапывать.

— Ну да.

Выросла я большая-пребольшая и спросила у главного сахалинского историка:

— Что такое творится в мгачинском лесу?

Он ответил, что не знает, по нашему лесу не шлялся, всё больше Курилы посещает.

Нет, есть у нас тупиковые угольные разрезы на сопочках. Так то сразу видно: пустая штольня. Но это что такое: прямо куча проваленных пустых могил! И чем дальше от посёлка, тем их меньше. Загадка, однако.

Но я не исследователь, я писатель. И ежели чего не знаю, то сама себе говорю:

— Да и шут с ним, после смерти всё увижу!

А зачем вам сию заковырку написала? Сама не знаю. Чёрт, видимо, велел, чтоб вы историю земную тут порыли, покопали. Ну, ну…

Родители, пока были молоды, часто ходили в походы-двухдневки с палатками, шампурами и так далее. Ходили недалеко: до речки Сартунай, до реки Ямы, до берега моря, просто в лес, ай да и на сопочку рядом с домом. А с собой брали Каргаполовых, Бургановых, их детей: Толика и Ирку. Ну и конечно же меня. А чего ходили? Да повеселиться, покупаться, мелку рыбку половить, ухи похлебать, шашлыки пожарить. Но детям не до того! Толик берёт нас, двух девчушечек, в охапку и давай по лесу тягать. Бесцельно тягает, долго, а потом и говорит:

— Я щас вас тисом накормлю.

Ну тисом, так тисом, идём искать тис — всё не кислая клоповка! Тис — это кустарниковая сосна с мохнатыми иголками и красными сладкими желеобразными ягодками. А косточки у этих ягодок ядовиты. Если их наестся, то можно умереть. Толик предупреждает:

— Одна девочка ела ягоды вместе с косточками и через час умерла, так её прямо в тисовых зарослях и нашли.

Я и Ирка равнодушно жуём тисовые ягоды, выплёвывая кости. Охота родительской ухи из кунджи да краснопёрки.

— Толик, пойдём к нашим, порыбачим.

Куда там! Этот пацан, как пёс, он пока своим носом весь остров не перероет, не успокоится. Тянет нас куда-то вглубь… А как мы дорогу к родительской палатке находили? Да шут его знает, видимо по запаху. Как припрёмся вечером к костру, нажрёмся ушицы и скулим, что хотим домой и спать. До дома то час ходьбы всего лишь. Родичи махнут рукой и отдадут нам ключи:

— Валите, малышня, по хатам, отдохнуть спокойно не даёте!

А выспавшись на мягких кроватях, утром мы прибегали к своим дорогим походникам и всё начиналось сначала. Толик:

— Бабы, айда костянику искать!

— А чё ни чернику? — вздыхаю я.

— А ещё волчья ягода есть, — вспоминает Ирка.

— Пробовали, фу, невкусная!

— А одна девочка наелась волчьей ягоды и умерла.

— Прямо под кустом.

— Говорят, костянику медведи любят.

— Медведи и детей любят.

— Вон в том году косолапый пацана задрал, а нас даже на похороны не пустили.

— Почему?

— Да вы что, не знаете? Там же только череп разжёванный был и ничего более.

— Фу!

Мы премся до медвежьей ягоды костяники, равнодушно жуём её, хрустя на весь лес косточками и вспоминаем родительские шашлыки да зовущий треск костра. Ай люли, ай люли, Сахалин, чёрт побери!

Жизть за МКАДом ужасна! Все так говорят. Водка, нищета, мафия, разборки, пистолетные дела, драки в подъездах, тупые подростки, бляди, проститутки. Особливо в монопрофильных городах. Но СССР слишком огромен! Где-то живут нелюди, а где-то люди. Не, нам во Мгачах недосуг дратися да устраивать потасовки во дворах. С утра встал и

надобь в школу, на работу,

надобь уроки делать по часа 2—4,

а ежели ни на работу, то