Дэвид Юн - Весь мир Фрэнка Ли

– Когда мы все вместе, у меня начинается паника.

Но Джо будто не слышит меня, она погружена в свои мысли.

– Мы опять поругались.

Поругались? Но секунду назад они вместе дурачились на камеру! Мне приходится напомнить самому себе, что соцсети – это сплошная ложь.

– Из-за чего? – спрашиваю я.

– Да все из‐за того же, – отвечает Джо. – Ему кажется, что я держу его на расстоянии. Потому что именно так я и делаю.

– Подожди, так это называется «хештег»? – спрашивает Ву у Брит. – Не «собака»?

– «Хештег», – отвечает Брит. – А потом жми кнопку «Поделиться».

– Круто, спасибо, – отвечает Ву, изображая лунную походку. Потом он замечает надпись на майке Брит: «В ЧЕМ ТРИ БУКВЫ».

Ву задумывается.

– Я не знаю, – говорит он. – И в чем же три буквы?

– Да это шутка, – отвечает Брит, – в чем три буквы.

Ву тупо на нее смотрит.

– В ЧЕМ, – продолжает Брит, загибая пальцы на руке, – три буквы.

– А-а-а! Это слово «ЧЕМ»! – радостно кричит Ву, хлопая своими огромными ладонями. – И в нем три буквы! Обалдеть! Брит Минз, это круто! Но мозговыносительно.

Он оглядывается вокруг, будто хочет сказать: «Нет, ну вы видели эту футболку?» Многие девушки засматриваются на Ву. Он поднимает руку, приглаживает волосы и пронзает каждую из них взглядом – пиу-пиу-пиу. Парни уводят своих девушек, как санитары.

– Как же мне хочется, чтобы мы могли быть самими собой у всех на виду, – говорит Джо.

В ее взгляде я замечаю усталость. Джо выглядит измученной.

– Мне бы тоже этого хотелось, – отвечаю я.

Карман ее джинсов начинает вибрировать. Джо достает злобно мигающий красным огоньком ресторанный пейджер.

– Малыш, – говорит она, – наш столик готов.

– Ну наконец‐то! – отвечает Ву. – Пока, Брит. Пока, братишка-азиат!

Он сгребает меня в охапку. Ву такой, какой есть. У него даже «братишка-азиат» звучит вполне естественно. Когда он так меня называет, я думаю о том, что я, во‐первых, азиат, а во‐вторых, его братишка. Хотя, если честно, через минуту я уже забываю все его слова.

Я провожаю их взглядом, все слежу и слежу и только потом понимаю, почему я это делаю: я хочу, чтобы Джо обернулась напоследок.

И Джо действительно оборачивается. Она улыбается мне и пожимает плечами. Типа: «Пожелай мне удачи, Фрэнк».

– Ву такой… – говорит Брит, подыскивая слово.

– Тупой?

Брит в шоке.

– Не-ет!

– Да ладно! Ты можешь называть его тупым. Он же тупой. Но мне он все равно нравится.

– Просто Джо такая…

– Умная? – говорю я не без гордости. Джо – моя близкая подруга. Возможно, мы с ней даже ближе, чем я думал. В общем, я горжусь нашей дружбой.

Брит утыкается мне в шею носом:

– Ты умный.

– Не такой уж я и умный, – отвечаю я. – Скорее тоже тупачок.

Брит смеется. Но на самом деле я сказал чистую правду. Только тупой будет скрывать отношения с такой девушкой, как Брит. И только тупой будет думать, что в этом есть смысл. И что это справедливо по отношению к девушке.

– Сейчас пик свечения, – говорит Брит. – Хочешь посмотреть?

Я понятия не имею, о чем она говорит, но это не имеет никакого значения. Я держу ее за руку. Мы надеваем куртки и выходим на пустой пляж. В свете луны все вокруг кажется синим и холодным как лед. На пляже ни души. Мир принадлежит нам.

Я затягиваю капюшон Брит, а она затягивает мой. И словно персонажи из мультика, мы бредем к линии прибоя. Просто ради смеха мы пытаемся поцеловаться. Нам неудобно, словно мы пытаемся включить свет в комнате носом. Но мне нравится.

– Никогда не был на этом пляже, – говорю я.

– Чисто технически его не существует, – отвечает Брит. – Этому городу, – она показывает пальцем, – он не нужен. И тому тоже. О, а вот и свечение.

Сперва мне кажется, что это просто лунный свет отражается от пены, но потом глаза привыкают к темноте и я вижу то, о чем говорила Брит, – инопланетное синее сияние, то вспыхивающее, то угасающее в плеске волн. Пик свечения.

– Мой брат изучает морскую биологию, – говорит Брит. – Он мне это так объяснял: сияние вызвано водорослями динофлагеллятами, свечение – их защитная реакция, она включается тогда, когда их слишком сильно бьет волной. Так что на самом деле за красотой скрывается нечто иное – эти организмы переживают стресс.

– Очень сожалею, динофлагелляты, – говорю я.

Моя рука пробирается под куртку Брит и ложится ей на талию. Брит цепляет пальцами мой ремень. И мы стоим, уютно обнявшись. Кажется, мы знаем друг друга уже целую вечность. Может, именно поэтому люди женятся? Потому что им вдвоем так комфортно и хорошо? Я бы вот хотел наслаждаться этим приятным чувством как можно дольше.

Наверное, со стороны мы выглядим смешно. Полная луна висит низко, словно лампа. Поверхность океана переливается, будто бы она из ртути. Я засовываю руку в карман куртки, в наш маленький уютный мирок, и достаю две пары наушников – для меня и для Брит. И включаю музыку на телефоне. А потом просто наблюдаю за тем, как меняется ее лицо, пока она слушает композицию, которую я назвал «Песней Брит». Брит молчит. В ее глазах серебром и золотом мелькают отражения воспоминаний, я словно смотрю музыкальный клип.

Трек склеен из кусочков записей, сделанных мною во время наших с Брит встреч. Там есть звон посуды из «Старперцев», обработанное слово «прекра-а-а-асно», произнесенное во время игры в Let’s Heart Dancing, и просто фоновый шум, записанный в доме Брит во время нашей совместной работы над заданием по алгебре. А поверх всего этого я наложил шум воды в озере Надежды. В одном треке – вся наша история, короткая, но прекрасная.

Декорации вокруг нас идеальные, и мы стоим с наушниками, будто слушаем саундтрек к фильму, и сами словно превращаемся в звезд первой величины из всем известного и всеми обожаемого фильма о любви. Я знаю, что должно сейчас произойти в фильме. Все знают. Мы целуемся. Долго, очень долго. А потом она говорит это.

– Я тебя люблю.

Она произносит эти слова так, словно они – информация, которую срочно надо было сообщить. Как будто она хотела, чтобы я об этом узнал немедленно. И едва она это произносит, в ее взгляде появляется беспокойство. Я чувствую, что она ждала от меня ответного признания. Ждала, что я тоже скажу: «Я тебя люблю». А теперь она, наверное, думает: а что, если нет? Что тогда ей делать со всем этим белым песком на пляже? И со свечением в океане? И с этой чертовой луной?

Что делать? И тогда Брит повторяет: «Я люблю тебя, Фрэнк Ли». В нашем фильме ночь сразу же становится ненастоящей, а картинка – черно-белой. Песня заканчивается. Мы вынимаем наушники, теперь вместо саундтрека океанский прибой и ветер.

Люблю ли я Брит? Люблю. Думаю, что люблю. Однако есть что‐то, что меня смущает. Что‐то не совсем так. Что‐то не то. Могу ли я это изменить? Не знаю. Смогу ли я с этим свыкнуться? Смогу ли я с этим жить дальше? Я понимаю, что проблема во мне. У Брит никакой проблемы нет. Для нее любовь – это просто. Моя же любовь к ней как бы немного деформирована. Какая‐то нестандартная любовь. Любовь, идущая обходными путями. Но это же все равно любовь, разве нет? Так какая тогда разница? Я понятия не имею. Я никогда раньше не любил.