Дэвид Юн - Весь мир Фрэнка Ли

Да, Джо – часть проблемы, но и я часть проблемы, и мама с папой тоже… Все мы часть проблемы, хотим мы того или нет. Все мы часть проблемы, и все мы часть решения, и это больше всего бесит. Наверное, на самом деле я хотел сказать: «Вот бы жизнь была проще». Но я, кажется, в последнее время слишком часто это повторяю. И с каждым разом произносить это все больнее.

Лето начнется и закончится. Папа, скорее всего, умрет. По-корейски «умереть» значит doragada, что буквально означает «вернуться». Боже, но куда?

Джо уходит. Буквально через десять минут приходит мама, но ничего не замечает. Мы с Джо научились скрывать отношения. Ирония судьбы.

Обычно после возвращения домой мама много суетится: «Ты есть чего‐нибудь», «Ты ехать в гости к Кью», «Ты готовиться тест» и так далее. Но на этот раз она просто садится за пустой обеденный стол, за которым мы никогда не едим, и слушает звуки проносящихся по шоссе машин – ш-ш-ш, ш-ш-ш.

– В Магазин сегодня очень жарко, – говорит мама.

– А папа разве не включал кондиционер?

– Нет! – воскликнула мама. – Он экономить!

Мне хочется спросить: «А чего он ждет? Ради чего экономит?» – но это желание быстро проходит.

– Айгу, сегодня очень устать, – говорит мама.

Она уходит в гостиную и устраивается там на диване.

Она делает глубокий вдох, задерживает дыхание, а потом с шумом выдыхает и закрывает глаза рукой.

– Мамочка очень устать, – повторяет она.

Я вижу, что она начинает засыпать.

– Как жарко, – жалуется мама, хотя в комнате совсем не жарко. – Фрэнки-младший, ты открыть окно, а?

Я открываю окно и впускаю легкий ветерок.

– Так лучше? – спрашиваю я.

Но мама не отвечает. Она лежит без движения.

Белые занавески беззвучно колышутся у открытого окна. Они то надуваются, то сдуваются от дыхания теплого, нагретого солнцем ветра.

Эра средней школы близится к концу, этому предшествует предапокалиптическая оргия буйного непослушания. Все забивают на школу и уезжают обедать в город. Звенит звонок на урок, но все продолжают валяться на траве и все такое. Объявляют, что будет обязательное для всех собрание, где школьный совет самоуправления отчитается о своей работе, но практически никто не приходит. Отсутствует даже президент этого самого школьного совета. Спустя пять минут после начала презентации откуда‐то из зала на сцену кидают несколько кукурузных лепешек, после чего заместитель директора школы беспомощно разводит руками и уходит со сцены.

Мистер Софт предвидел эту кукурузную бурю, которая потом стала частью школьного фольклора.

Мистер Софт был к этому готов. Он притащил из дома огромный проектор, который выводит изображение в 8К (как оказалось, в свободное от работы время наш учитель тестирует дома оборудование для домашних кинотеатров и пишет в блог рецензии), и разрешил нам приносить из дома диски с фильмами и смотреть их прямо на уроках. Он даже поставил в классе небольшой автомат для попкорна.

Забудьте алгебру! В семь утра у нас кино и попкорн!

– Я вами ужасно горжусь, – говорит мистер Софт. – В последние два месяца учебного года мы будем отмечать ваши приглашения в колледжи!

А письма с приглашениями в колледжи уже начали приходить. Найму Гупту приняли в Гарвард. Об этом она узнала на уроке и от неожиданности уронила свой ноутбук на пол. Ей дали дополнительную порцию попкорна. Получил ли я приглашение в Гарвард? Я отключил уведомления о новых письмах в электронной почте, так что ответ таит в себе бумажный конверт, который лежит в Большом Мешке. Интересно, моим родителям по‐прежнему важно, чтобы я поступил в Гарвард?

Амели Шим приняли в Чикагский университет. Пола Олмо – в Калифорнийский университет в Санта-Крузе. Брит Минз поступила в Калифорнийский университет в Дейвисе, как и планировала. Я за нее рад. Я никогда не приеду к ней в гости, никогда не увижу ее комнату в общаге, никогда не узнаю, где ее любимое место в студенческом городке. Очень странные ощущения. Ведь совсем недавно я мечтал об этом.

Эндрю Ким поступил в Йель, там его мечты о карьере актера точно исполнятся. Джона Лима и Эллу Чанг приняли в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. Они еще не открылись своим родителям. Ву Танг попал в Университет Южной Калифорнии, теперь этот парень с волевой челюстью тоже станет частью семейного пантеона выпускников этого универа.

Я уговорил Кью пропустить пару последних уроков и теперь рассказываю ему о том, что произошло на Сборище, что у папы теперь тысячи крошечных бомбочек, которые могут рвануть в любой момент, и что в наших с Джо отношениях из‐за этого все перевернулось с ног на голову. Кью слушает нахмурившись, глядя в землю, точнее, в Землю – самое несправедливое, суматошное и несчастное место в этой Вселенной. Потом Кью начинает плакать. И плачет до тех пор, пока линзы его очков не становятся мокрыми. Я снимаю с него очки и вытираю их подолом своей футболки.

– Извини, что рыдаю, как гигантский ребенок в обкаканном памперсе, – говорит он.

– Не переживай, ненормальный ребенок-переросток, – отвечаю я и беру его за руку.

Проходящие мимо ученики смотрят на нас. Наверное, думают, что мы – пара, которая решила расстаться перед окончанием школы. Сейчас подобные сцены можно увидеть в школе чуть ли не каждый день. Просто конец света.

– Да нет, – говорит Кью. – Прости за то, что скинул на тебя еще одну проблему. У тебя и без меня достаточно поводов для слез. Новые проблемы – последнее, что тебе сейчас нужно.

– Да ладно, старина, – отвечаю я, – скидывай, не стесняйся. На все проблемы места хватит.

– Просто… – говорит Кью, шумно всхлипывая. – Просто я не понимаю, что все это, блин, значит. Живешь, работаешь, умираешь… Ругаешься со старыми друзьями, и на следующий день вы будто снова друг другу чужие… Что Вселенная хочет этим нам сказать?

– Понимаю тебя.

Он делает вид, что поправляет очки, хотя на самом деле я вижу, что он закрывает глаза ладонью.

– И нас ждет то же самое?

– Эй! – резко говорю я. – Ни за что! Даже не думай!

Кью моргает, глядя на ряды личных ящичков, на блестящий линолеум, на двери.

– Я буду скучать по этому адскому дурдому, – говорит Кью. – Моя мама сказала, что сегодня пришел последний конверт.

– У меня тоже последний пришел. Мама сложила все конверты в Большой Мешок.

Кью бросает на меня взгляд:

– Она правда так сделала?

– Конечно.

– И мама Джо тоже так делает?

Я киваю:

– Ну да. Все письма уже в мешке.

– И ты даже не заглядывал.

– Блин, никто ничего не знает!

Кью роняет голову на мое плечо:

– Я люблю тебя, чувак.

– И я тебя люблю, дружище.

– Мне так жаль твоего отца…

Я поднимаю руку, чтобы жестом остановить его.